Провинция в александровские дни
Губительное время молчаливо и неуклонно, как дорожную пыль в ветреный день, сметает одно поколение людей за другим. Эти смены всего безотраднее ощущаются в нашем быту, в безконечных мелочах жизни, в наклонностях, вкусах и обыкновениях каждой эпохи. Через сто, двести лет дойдут нетронутыми произведения искусства: здания, картины, книги, рукописи, но тепло быта, его горести и радости неуловимы, странно далеки, как приснившийся в юности поцелуй первой любви, такой упоительный и такой обманчивый.
На нашу долю осталось только прислушиваться, как с потемневшего, истрепанного фолианта зазвучит неуверенный лепет старины или покажется маленький свет, прорвавшийся между складок опущенного, сумрачного занавеса. Всякая, самая незначительная весть оттуда «откуда никто не приходит» (по слову поэта А. Дельвига) — необходима и драгоценна, как редкий самоцветный камень, как некоторое откровение, доселе неведомое.
Впервые печатаемые нами записки о четырехдневном пребывании Императора Александра Благословенного в Вологде являются этой вестью, услышанной через девяносто лет, в условиях жизни, изменившейся до полного несхожества.
Маленькая рукопись на пяти листах, запись впопыхах, старая синяя бумага (водяные знаки 1819 года), старательное сообщение о малейших словах и движениях Государя—все это так ярко и живо переносит нас в далекое и милое время; мы видим улицы, на которых толпится народ, мы остро и терпко ощущаем настроение горожан и понимаем,
каким событием был, по тогдашним временам, для захолустного северного городка этот приезд Императора.
Непритязательно и просто записывает неизвестный свои впечатления, боясь пропустить хотя бы одну маленькую черточку приемов, представлений, встреч, посещений монастырей.
Безыскусному составителю удалось вызвать перед нами тончайшие оттенки быта, милого и забавного, цельного и напудренного, просто-душного и хитрого в меру. Перед нами проходит ряд живых личностей
— Александра, губернатора Брусилова, Витушешникова, дам-дворянок, дворян...
Но всего отчетливее виден сам составитель «записок» — мягкий, бескорыстный друг губернатора, гордящийся его успехами у Государя, типичный романтик того времени, быть может, отдыхающий в .провинции от «ратных трудов» недавно закончившегося «ратоборства с .Корсиканцем».
Мелочи быта, сочный, как спелые осенние плоды, язык той эпохи, красочный, меткий, выпукло воссозданные фигуры позволяют нам заглянуть в провинциальную старину «дней Александровых».
Личность Императора, этого «очаровательного сфинкса», неразгаданного до гроба, всегда будет привлекать внимание исследователя, как она уже привлекала и современников.
На самом деле, Александр, пронизанный жадными и влюбленными глазами составителя «записок», встает перед нами со всеми характерными и загадочными чертами—выдержанностыо, скрытностью, необыкновенной любезностью, обаятельностью обращения и двуликостью, словом, как в стихах Пушкина на известный бюст работы Торвальдсена в Императорской Публичной Библиотеке.
Уже с первых шагов Александра в Вологде мы чувствуем эту тонко рассчитанную манеру всем быть довольным, эту совершенно исключительную способность очаровывать людей и привлекать к себе.
Доволен он приготовленной, где-то в поле, палаткой для переодевания при въезде в город; нерасчетливый губернатор Брусилов, явившийся встречать Императора в ботфортах и без пудры, немедленно получает милостивое разрешение «быть в сапогах»; доволен он домом купцов Витушешниковых, улицами, набережной; ни одного слова никому укора, везде милости, награды, сдержанность в комических положениях г> которые попадает Император через усердие Брусилова и т. д.
Губернатор Брусилов рисуется старательным управителем, немного наивным и сентиментальным, настойчивым и упорным, с зычным голосом, вообще несколько провинциальным «недотепой», здоровым, сильным, и краснощеким.
Богатые купцы Витушешниковы, осчастливленные уже навсегда пребыванием Государя в их доме, молчаливые и застенчивые, крепкая, многочисленная семья из стариков, невесток, братьев и сестер...
И этот, так удавшийся дворянский бал, шумный, хмельной, наивный и неизгладимый, дорогой современному эстету, который, быть может, только теперь вполне очаровался Пушкинским балом в «Евгении Онегине»...
Эта простая и красивая жизнь навсегда умерла; ни мы, ни наши потомки никогда не переживут здорового и пленительного чувства жизни, никогда не загорится над нашей и будущей жизнью примитивная и своеобразная иллюминация как бы из бумажных фонариков, которая горела над Александровским временем, таинственная и единственная.
Губительное время ушло вперед—и так радостно и грустно подчас оглянуться на последнюю мирную остановку утомительной дороги, так близок и дорог неизвестный составитель «записок», который когда-то «улучив свободную минуту», передал синей бумаге свои надежды и страхи, заставляя нас с первых строк насторожиться и выслушать его повесть.
«Сегодня в 8 часу вечера имели мы счастье встретить Государя. Улучив свободную минуту, тотчас беру перо, чтоб описать все с подробностью (13).
Проливной дождь погасил почти всю нашу иллюминацию, наипаче около собора.
В полуверсте от города был приготовлен для Государя дом для переодевания, убран палаткою прелестно, и Государь очень был сим до-волен.
У собора встретил Архиерей, генерал-губернатор, губернатор и все чиновники. Архиерей говорил речь краткую и сильную. Все были в пудре и башмаках. Губернатор в ботфортах со шпорами и без пудры. Многие губернатора пугали насчет сего, но, напротив, Государь через барона Дибича и при представлении приказал губернатору быть в сапогах.
Из собора Государь в дорожном экипаже с генерал-губернатором поехал в назначенный дом (14). Губернатор на крыльце встретил Государя, отрапортовал словесно и потом подал рапорт. Государь изволил принять и, сделав уже шага три, вдруг оборотился и изволил милостиво сказать:
— Мне приятно сделать Ваше знакомство.
Это точные его слова.
Тотчас генерал-губернатор позван к Государю, Губернатор оставался у Дибича.
Когда генерал-губернатор вышел, позвали губернатора.
Государь изволил спросить—давно ли губернатор в Вологде, после кого принял должность и спрашивал о населении, о городе, о заведениях приказа, о тюрьме, изволил спросить: женат ли губернатор, на ком, есть ли дети, не родня ли губернатору Брусилов, бывший в уланах и губернатором в Вильне; потом изволил сказать, что генерал-губернатор отменно порекомендовал его и что ему приятно будет дать знак его благоволения и пр.
Минут 20 губернатор был у Его. Государь спросил— в каком доме живет губернатор, хорош ли дом.
Губернатор воспользовался сим случаем доложить Государю: сколь для него и жены его прискорбно, что не имели счастья принять его в своем доме, и объяснил ему причины (15).
— Это все равно, — сказал Государь. — Я доволен очень домом. Это приготовлено твоими трудами. Следственно все тоже, как бы я был у тебя.
Государь столь был милостив, что не имею слов изъяснить.
Оставя все относящееся до Вологды, изволил даже губернатору рассказывать о своем путешествии и проч. и проч., два раза отпускал губернатора, и губернатор раскланивался, и два раза ворочал, хвалил дороги, город, — словом осыпал милостями.
Сегодня представлялись духовные, военные, потом гражданские чиновники и купечество.
Когда Государь вышел, генерал-губернатор представил губернатора
— Мы уже познакомились, — сказал Государь. — Я знаю его брата и дядю, — . и, подойдя к губернатору, начал спрашивать: зачем его брат подал в отставку, где он и проч.
Потом спросил:
— Он меньшой тебе брат?
— Государь! отвечал губернатор — он мне двоюродный.
— Я думал — родной.
И тотчас оборотился к чиновникам. Губернатор начал ему представлять без всякого списка: было человек сорок.
В продолжении представления Государь раза три быстро на губернатора взглядывал; губернатор думал не потому ли, что слишком резко говорил чины и фамилии; но губернатор, слава Богу, не смешался и продолжил все до конца.
Государь откланялся и, оборотясь, сказал:
— Громко любуюсь Вашей памятью.
Прежде еще Дибич говорил губернатору:
— Где же Ваш список?
— У меня его нет.
— Да вы собьетесь?
— Нет!
Так и было, ни в слове не ошибся!
После представления Государь осматривал гимназию, заведения приказа, тюрьму и везде оставался доволен. Церковь в тюрьме ему очень понравилась.
Войдя в одну камеру, губернатор доложил, что здесь содержатся убийцы, и что они помещены в камеру потому, что в тюрьме еще сыро. (16).
— Хорошо, но почему у них нет оков?
— Ваше Величество, дело в том, что убийство не доказано. Они только под подозрением.
— Прекрасно.
Возвратясь домой и отдохнув немного, изволил один ездить в холодный Софийский собор и из оного к Архиерею, в Духов монастырь и Прилуцкий монастырь за четыре версты от города.
Ввечеру удостоил присутствием бал, дворянством данный.
Губернатор встретил Государя у крыльца.
Наверху лестницы встретили хозяйки: жена губернатора (17), губернская предводительница (18). Контр-адмиральша Федорова, сенаторша Рындина и жена градского главы (19).
Губернатор представил их Государю.
Он изволил взять под руку губернатора жену и с нею вошел в зал, раскланиваясь, и открыл с нею польской в первой паре. Лишь кончил. подошел к губернатору и сказал:
— Что ты не танцуешь?
Потом танцевал с Федоровой, с Брянчаниновой, с Рындиной. Когда с хозяйками кончил танцы, губернатор начал подводить тех дам и девиц, коих сам Государь в списке изволил назначить, особенно воспитанниц институтов.
Лишь губернатор подвел первую, Государь сказал:
— Это сестра твоей жены?
— Нет, Государь.
— А где же она?
— Она будет иметь счастье танцевать с Вашим Величеством после.
И после она танцевала.
Почти все иольские Государь был в первой паре и брал тех, которые были назначены для танцев с ним.
Губернатор доложил ему еще о даме.
— Дай отдохнуть,
— Если Вы устали вальсировать, Ваше Величество, тогда можно танцевать кадриль... Если Вы соблаговолите позволить?..
— Прекрасно.
В кадриле была и жена губернатора.
Кадриль кончилась. Музыка играла. Губернатор несколько позамешкал и думал, что еще танцуют.
Теснота была ужасная.
Государь подозвал губернатора и сказал:
— Перестали уж танцевать. Вели польской.
Губернатор подвел даму. Государь оттанцевав, сказал:
— Это не та дама, которую ты приводил ко мне.
— Точно та, Государь.
— Нет, та была в другом платье.
— Государь! та самая.
— Ты думаешь, что та? Быть по твоему!
— Государь, виноват, может- быть я ошибся.
— Покажи мне жену градской главы, я не танцевал с нею.
Губернатор подвел купчиху Витушешникову, и Государь с нею танцевал.
Всего танцевал 30 раз несказанно милостиво. Нигде не танцевал так много. На бале пробыл час с четвертью. При отъезде хозяйки хотели проводить его, но он не допустил.
— Мадам, не беспокойтесь. Прошу Вас.
На бале еще несколько раз говорил губернатору:
— Что ты не просишь дам садиться?
Когда губернатор шел с лестницы, все дворяне за ним, Государь сказал:
— Ваше Превосходительство! воротитесь на бал. Губернатор проводил его до коляски.
Государь изволил сказать, что он благодарен, что все превзошло его ожидание (20).
Не можете представить, какой восторг произвели слова сии!
Все губернатора целуют и поздравляют. Генерал-губернатор благодарит.
Слава Богу!
Сегодня в 8 часу утра Государь изволил ездить один в Девичий монастырь и, объехав весь бульвар, возвратился в 10 часу утра. После того, в целый день никуда не выезжал и занимался делами.
В два часа были приглашены к столу: архиерей, генерал-губернатор, губернатор, губернский предводитель Брянчанинов и полковник Жолвинский. Сверх того обедали Дибич, Вилле и 5 класса Ващенко и Соломка. Всего десять человек. По правую руку Государя сидел архиерей, по левую генерал-губернатор, губернатор возле его. За столом Государь весьма много говорил с губернатором, расспрашивал о губернии, о зырянах, потом рассказывал ему о новых постройках в Москве.
— Вы теперь не узнаете Москвы, — изволил сказать, — Помните, какое было неопрятное место вдоль стены? Все это обделано. Кузнецкого моста уже нет. Тут прекрасные дома и театры и пр. (21).
Перед обедом хвалил еще бульвар, сравнивал это место города с Рождественской частью в Петербурге. После стола изволил выйти на балкон.
Народ, собравшийся во множестве, закричал «Ура»!
Государь, обращаясь к губернатору сказал:
— Какая прекрасная у вас набережная!
Словом, все изволил находить хорошим. Хвалил также иллюминацию, и губернскому секретарю, который смотрел за работой, пожаловал 300 рублей. Готовцевой за отделку комнат, где переодевался, Шипиловой и княжне Засекиной, подносившим свои работы, и креснице своей Зубовой пожаловал фермуары. Многим пожаловал деньги, подарки и проч. за столом еще повторил, что бал ему очень понравился. Ссылался на своих дорожных товарищей (указывая на Дибича), что ни в каком губернском городе не был на бале (22).
Сегодня канун праздника городского (23).
Государь изволил сказать, что завтра будет у обедни в Спасской церкви.
Новый знак милости, ибо по маршруту назначен отъезд!
Губернатор нашел свободную минуту съездить в церковь. Воротясь оттуда, сряду четыре фельдегеря один за одним присылались к губернатору от Дибича, то с подарками кому-нибудь, то с деньгами, то с повелением быть вместо Государя воспреемником от купели (24).
Наконец, часу в девятом вечера, можно сказать, вбегает к губернатору фельдъегерь...
— Ваше Превосходительство! поздравляю с лентой! — и подает пакет.
Вообразите губернатора положение?
Губернатор видел милость Государя, но мог ли подумать, чтобы через два месяца после чина получить ленту?!?
В ту же минуту надел ленту, поехал к Дибичу и генерал-губернатору. Оба сказали, что Государь во всех частях совершенно им доволен.
— Только одно находит Государь, — сказал Дибич. — Вы несколько круто принимаетесь за устройство.
Сегодня в семь часов утра генерал-губернатор и губернатор благодарили Государя.
Подойдя к губернатору, он изволил сказать:
— Ваше Превосходительство! Поздравляю Вас и повторяю Вам, что
совершенно доволен устройством города, дорог, словом, все превзошло мое ожидание. Есть еще некоторые улицы и дома, которые не приведены в порядок, но по кратком времени нельзя было сего и сделать. Но я надеюсь, что Вы исподволь все исправите.
С полными слез глазами, в умилении и благодарности, хотел губернатор поцеловать Его руку, он остановил его:
— Нет, дай руку.
Взял за руку и два раза губернатора поцеловал.
— Прощай, — изволил сказать — жене кланяйся.
Потом поехал в Спасскую церковь и, отслушав обедню в 9 часу сел в дорожную коляску и поехал.
17-го числа ввечеру Государь Император изволил пожаловать генерал-губернатору орден Св. Владимира 2-ой степени со звездой и 2500 ассигнациями денег. Вологодскому полицмейстеру Домашневу состоять при армии подполковником, ибо оный чин хотя он и имел, но дан был ему при отставке и. 18-го числа утром, отправляясь в путь и, садясь в коляску, Государь сказал полицмейстеру:
— Для чего без эполет? Он ответил, что не имеет.
Государь тотчас приказал надеть, что было и исполнено. 17-го числа ввечеру хозяев и хозяек дому купцов Витушешниковых пригласил к себе в комнаты и поблагодарил за доставленное ему удовольствие квартирой, отзываясь довольным, хвалил дом, и пожаловал матери тех купцов перстень, жене старшего сына серьги, и малолетней дочери фермуар, стоящие не малой цены (25).
И вот, что еще служит особенным благоволением Государя, как к городу Вологде и к хозяевам квартиры, что всем при доме Витушешниковых людям пожаловал - мужчинам по 50 рублей, а женщинам по 10 рублей. Прикащику тех купцов, который находился при комнатах, часы золотые. И чтобы никто из служащих у купцов Витушешниковых не остался без награждения, то на имеющийся у них здесь сахарный завод работникам пожаловал 500 рублей. (26).
Все здешние чиновники представлены к разным награждениям, ибо Государь Император сего требовал от генерал-губернатора и губернатора, говоря, что нет ли кого представить к награждениям.
Но вот драгоценная черта царской милости, как истинного отца своих подданных: 16-го числа утром из комнат Государя выслан был флигель-адъютант Соломка, который именем Императора объявил всенародно, что не имеет ли кто прошений, что бы оныя представляли небоязненно, что и исполнилось.
Но, слава Богу, по Вологодской губернии, как слышно, все было спокойно, и если поступили какие прошения, то о награждении и бедности».
Быть может, это письмо, в свое время, в далекой усадьбе было получено с трепетом и несказанным волнением, его читали и перечитывали- молоденькие помещицы завидовали счастливицам-горожанкам, танцевавшим с Государем польский; помещики мечтали о представлении; а старая древняя бабушка, бывавшая при дворе Екатерины, в тысячный раз повторила разсказ о своей молодости под тихое мерцание Коллетовских свечей, сидя в глубоченном вольтеровском кресле, окруженная цветником из внук и внуков.
На минуту отвлеченные от современности, мы молодеем, улыбаемся милой идиллии, улыбаемся снисходительно и с тайной грустью к невозвратимо миновавшему.
И нам поют стихи великого поэта в утешение, поют настойчиво и ласково:
Что пройдет, то будет мило
