Неизвестный автор - "Чертов серебряный гривенник"
Вышла раз старуха (еще мне она в родне по бабке была) за коровами в поле. А этак начало уже вечереть, и время было круг Пречистой (Рождество Богородицы). Вышла старуха и ходит по тропинкам – все слушает, не звонит ли где колокол.
Смотрит – идет навстречу человек.
– Бабушка! ты умеешь бабничать? – спрашивает он у ней.
– А бывал, родимый, – говорит, – и тот грех.
– Так ты обабничай у меня бабу, да прибери ребенка, а я уже тебе заплачу.
– Можно было бы, кормилец, как бы коров только отыскать, – сказала она.
– Отыщутся коровы, – а ты ступай за мной; я тебе уж заплачу за это.
Побрела старуха за человеком, и сама не знает куда. А идет-то тихо, претихо – известно, старая.
– Бабушка! Давай я тебя снесу за плечами, так скорее сойдем, – говорит человек.
Забралась старуха на шею к мужику и сидит. Он то сначала шел тихо, а тут все шибче, шибче, да как пошел отмеривать, только лес в глазах рябит – через болота и по озерам прямо, и через овраги, что конь добрый, а старуха держится за волосы да дивится.
– Пришли! – сказал он, наконец, и высадил старуху у избушки в глухом, глухом лесу. Провел он старуху в избу, а там на кровати лежит здоровая баба-роженица. Старуха все как следует сделала – ребенка обмыла, роженицу наладила и сама вымылась.
– Спасибо тебе, бабка! – сказал мужик, когда кончила та свое дело. – Вот те за труды гривенник, и уж ты в кажинный день его и держи, а он на утро, у тебя опять и будет в кармане, и пока не потеряешь и людям не расскажешь об нем, он все будет в действии; а расскажешь али потеряешь – лишишься всего.
Взял он тут старуху, посадил на себя, ударил себя еще погонялкой и поскакал, что было мочи. На улице темно, а они скачут, лишь под ногами шлепает. И привез он ее уж за полночь к самому дому... Коровы оказались тоже дома.
Долго старуха после того держала этот чертов серебряный гривенник. Разменяет его и мелочь издержит, а на утро он опять в карман. Так ведь пользоваться не умела! Выпила это она раз на крестинах водки, да под хмельком-то и расскажи всем. На другое утро сует руку в карман, а там лежит черепок от чугунного горшка. Только она и была богата.