О приходском самоуправлении
В течение нескольких столетий—до XVIII века— севернорусский приход обладал широкой автономией. Этому способствовал географический фактор: от Печоры и Северной Двины, Колы и Онеги, Пинеги и Сысолы до ближайшего епископа лежали тысячи верст лесов, болот, бездорожья. Нити, соединявшие приходы с церковными центрами, были почти неощутимыми. Другой причиной такой автономии был фактор социальный. На большей части Европейского Севера России проживали черносошные крестьяне, не являвшиеся крепостной собственностью феодалов. Они выработали систему местного мирского самоуправления и многие ее традиции перенесли на организацию приходской жизни.
Большими распорядительными и надзирающими правами в приходе обладал мирской сход, т. е. общее собрание глав семейств. Он избирал или нанимал причт, определял церковного старосту, непосредственно распоряжался церковным имуществом, в том числе — землей (например, определял условия сдачи церковной земли в аренду), контролировал церковную казну. Мир надзирал и за священно- и церковнослужителями.
В то же время существовал предел мирской власти в церковных делах: уже тогда, в XV—XVI веках, отчетливо осознавалось, что нельзя без позволения архиерея перестраивать храм, недопустимо служить в неосвященной церкви, непозволительно мирянину вмешиваться в уставной порядок богослужения, грешно пользоваться услугами клирика, находящегося “под запрещением” и др.
Большими полномочиями обладал церковный староста. Он “казну в приходе и расходе ведал”, представлял свою церковь перед государством и органами земского самоуправления. Через старосту крестьянский мир распоряжался храмовым имуществом и недвижимой собственностью, сознавая при этом, что все оно в конечном счете не мирское, а Божие. Это, впрочем, не мешало практичному крестьянскому разумению приращивать приходскую недвижимость и находить ей широкое и обоюдовыгодное применение. Церковные старосты давали нуждавшимся деньги из церковной казны в качестве займов, превращая последнюю в своеобразную волостную ссудную кассу.
Церковные старосты избирались на специальном мирском сходе. При характеристике избранного кандидата подчеркивалось, что он “человек добрый”, “душою прямой”, “не вор и не бражник”, “животом прожиточный” (т. е. имеет крепкое хозяйство) и др. Избрание сопровождалось сочинением и подписанием отдельного мирского приговора, скрепленного подписями грамотных крестьян. Историк М. М. Богословский отмечал: “Должность церковного старосты была, по-видимому, бесплатной и рассматривалась как почетная.
По Судебнику царя Федора Иоанновича за бесчестье церковному старосте назначается плата в пять рублей, т. е. столько же, сколько было назначено земскому и губя ом у старосте (представителям местной выборной администрации). На волостных сходах церковным старостам принадлежит почетное место; по крайней мере в приговорах этих сходов, как и в мирских челобитных, составлявшихся сходами, имена церковных старост пишутся в начале поименных перечней участников схода”.
После учреждения самостоятельных Холмогорской и Устюжской епархий (1682 г.), а также по мере становления российского абсолютизма такая роль церковных старост стала диссонировать с нарастанием бюрократических и регламентирующих начал в жизни тогдашнего общества. Севернорусские епископы посчитали своим долгом ограничивать традиционную роль церковных старост. Они стали неустанно внушать крестьянам, что староста назначен “в товарищи” к священнику и не иначе может ведать церковными делами, как под руководством последнего. Кандидатуры церковных старост стали утверждаться волей архиерея, а духовные консистории, оформившиеся в 1730—40-е годы, стали проводить ревизии деятельности старост. В практику вошли описи церковного имущества и его инвентаризация.
К концу XVIII века круг обязанностей церковных старост стал скромнее. Они должны были “церкви Божий ведать и надсматривать Божия милосердия и казны денежный, всякое церковное строение со всяким радением неоплошно”. Престиж церковного старосты стал определяться не его финансово-хозяйственным влиянием, а главным образом, близостью к храму как к духовно-религиозному центру.
Среди старост городских храмов и соборов было немало видных горожан: купцов, чиновников, предпринимателей, городской интеллигенции. В истории каждого храма были старосты, прослужившие в этой должности многие годы и немало сделавшие для его украшения и благоустройства. В XIX веке в практику духовных консисторий вошло представление в Синод кандидатур лучших старост для награждения почетными медалями. На страницах местных “Епархиальных ведомостей” фамилии и дела наиболее отличившихся старост регулярно предавались гласности.
В 1886 году золотой медалью на Станиславской ленте был награжден великоустюгский мещанин Михаил Кошков. Более 33-х лет он был старостой градской Иоанновской церкви. Под его руководством был организован сбор пожертвований для храма. Он обновил позолоченную раку над мощами святого праведного Иоанна, обновил церковную ризницу, пристроил большую каменную трапезу и новые приделы во имя великомученика Пантелеймона и святых мучениц Софии, Веры, Надежды и Любови. Кошков был известным мастером серебряных дел, награждаемый памятными медалями многих Московских, Всероссийских и Всемирных выставок, имевший благодарности от трех царей — Николая I, Александра II и Александра III.
В последние десятилетия XIX века в большинстве приходов создавались церковные попечительства — своего рода церковный актив, состоящий из ревностных и зажиточных прихожан. Они ведали состоянием приходского храма, оснащением приходской школы, изыскивали средства для повышения оклада учителям и помощи неимущим и т. п. Многие влиятельные и состоятельные прихожане считали своей обязанностью войти в состав попечительства.
