Северное диво
Слово «Вологда» произносится, как глубокий выдох. Протяжные звуки «о», соединенные нежным «л», придают ему запевное очарование. Так и слышатся поначалу понятные сердцу «волога», «влага», но последний твердый слог вдруг придает всему звучанию таинственность.
«Вологда» — что же все-таки значит? Говорят, на языке одного угро-финского племени это — «светлая река». А вот поэт Александр Яшин написал свое знаменитое:
Ты проедешь волок, еще
волок, да
Еще волок —
будет город
Вологда.
И по-русски тоже красиво! И рифмуется «Вологда» всегда со словами «холодно», «золото», «молодо» — опять-таки в этом добрый и значительный смысл.
Выдыхаешь «Во-ло-гда», и грудь облегчается полностью. Будто признался в любви. И надо вновь набрать воздуха широко и вольно, чтобы это слово жило и пело в твоей душе.
Стоишь, скажем, на высоком берегу у Петровского домика, и кружит тебе голову тонкий аромат цветущих розовых яблонь, приятный дух клейких тополей, а откуда-то издалека наплывает еще свежая сладость белых черемух. Дыши — радуйся. Смотри—думай. Как само слово, весь город наполнен звучанием русской истории.
Взглянешь на решетчатые окна этого домика, в которых отражается река с белыми теплоходами и летящими моторными лодками, и вдруг представишь в их смутной глубине мужицкий облик Петра Великого. Его суровый, властный взгляд направлен поверх реки с качающимися судами, поверх заречной Фрязиновской слободы со складами, поверх дальнего синего леса к самому северу, к самому морю-океану. Представишь это и въявь почувствуешь, как тверда, как утоптана за века глинистая земля под твоими ногами, как звучен обрывистый берег с песчаными проплешинами.
Пойдешь выше по реке, в зеленом разливе берез, и увидишь, как то тут, то там всплывают над крышами домов седые купола церквей. Над ними — только столетия и синева. Да еще реактивный самолет прочертит белый след, словно гигантской нитью прошьет минувшие столетия. И опять подумаешь сопоставимо: как прекрасен и одухотворен древний камень и как поразительно могущество стальных крыльев современности! Не прерывается время, оно живет и овеществляется только в труде: от предков — к нам, от нас — к потомкам...
А когда окажешься перед Софийским собором, от изумления замрешь и высветлишься лицом и сердцем. Ослепительно строги его линии и грани. Они плывут в высоту, увлекаемые шарами куполов, и связывают воедино землю и небо. Это белое чудо собора, как былина, высказанная в камне, как сама летопись, оставленная потомкам для восхищения и изучения народной жизни.
Прислушайся — и услышишь на стертых плитах холодящий душу звук посоха Ивана Грозного. Его властный голос, похожий на орлиный клекот. И отзывный, широкий гул мастерового народа. И звон обожженного, каленого до синевы кирпича. В вековых камнях — всюду людские тени...
А бросишь взгляд дальше, в голубую излучину реки, где женщины на плоте по-домашнему уютно полощут белье, увидишь на высоком берегу мерцающий строгий обелиск. Здесь, на этой малой площадке, началась когда-то с одной бревенчатой избы и пошла-почала расти окрест Вологда. Сердце переполнится дивом, когда на миг представишь себе эту одинокую избушку, с дымком над крышей, с челном под берегом...
Вологда — не просто древний город. Вологда — понятие историческое в судьбе России. Отсюда уходили ратники на лед Чудского озера, на поле Куликово. Отсюда устремлялись через Урал и Сибирь к далеким берегам Аляски великие землепроходцы и собиратели российских земель. Отсюда на всю Русь плыла слава мужицкого топора, умевшего из дерева — без единого гвоздя! — вознести к небу красоту и святыню.
Если эту историческую нить протянуть через века к прошлому столетию, а потом и к нашим дням, то мы найдем здесь немало замечательных имен, оставивших в русской культуре свой заметный след. Возле стен позеленевшего от времени кремля бродил когда-то Константин Батюшков, произнесший для веков свое гениальное двустишье: «О память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной...» О поэте с уважением и тревогой думал в ту пору — в 1825 году — Пушкин в далеком отсюда Михайловском... По берегу Вологды, мимо городского сада, не раз проходил Павел Засодимский, обдумывающий главы своих новых книг... Широкой походкой вливался в уличную разноголосую толпу Владимир Гиляровский, чтобы потом в Москве красочно, любовно рассказать своим друзьям Чехову и Толстому о том, какой это удивительный край — Север...
Здесь еще совсем недавно мы видели, как неторопливо, наслаждаясь родиной, проходил Александр Яшин, как с шутками-прибаутками встречался на шумных улицах с земляками Константин Коничев и дарил им свои новые повести, как бродил под березами и тополями, обдумывая подступившие к сердцу стихи, одинокий Николай Рубцов. Да разве перечислишь всех известных уроженцев здешних мест, которые древнее слово Вологда заставили светиться новыми красками уже в наши дни!
Не зря сказано: «Что ни город — то норов». Мало ли городов в России! Старых и новых, больших и малых! И каждый из них достоин уважения, ибо не будь хоть одного из них, и Россия уже что-то теряла бы в своем великом облике. И всякому истинному горожанину приятно, когда незнакомые люди хорошо отзовутся о твоем городе. Это чувство не мелкого местничества, а глубокой и естественной привязанности к родным местам.
Недавно такое чувство я вновь испытал, будучи в Подмосковье, в Доме творчества. Соседка, пожилая женщина, спросила меня, откуда родом? «Из Вологды», — ответил я. — «Ах, Вологда!— сказала она сердечно,— для нас она в дымке легенд и романтики».
В другой раз в Казахстане, на встрече с одним старым акыном, тоже зашел разговор, кто откуда приехал. И когда я упомянул Вологду, акын приветливо взглянул и душевно, с гортанным придыханием сказал: «Вологда, Вологда... далеко, Россия!». И задумался. Он никогда, конечно, не был в наших местах, но мне показалось, что его поэтическому воображению представился мой родной город тоже «в дымке легенд и романтики».
Действительно, у Вологды «норов» свой, выделяющий ее из многих городов России. Она узорная, светлая и приветливая. Деревянные кружева ткутся над окнами и крыльцами, каменная белая вязь тянется по зеленым берегам, а над всем городом свежо плывет березовый и тополиный лепет. И ритм на улицах особый —без нервной сутолоки, и разговор добрый — от сердца, от полноты жизни, от широты характера. Что-то лебединое, трогательное есть в Вологде, будто она, как большая белая птица, летит сквозь века в прохладной синеве Русского Севера, не отставая от своей ровесницы — Москвы.
«Вологда» часто рифмуют со словом «молодо», так в поэзии. Но эта связь понятий все явственней проступает и в жизни. Почти на каждой улице теперь молодые дома. Строится Вологда — будто в синее небо да в ширь зеленую рвется. Мощью индустриальной крепнет, корнями заводов да фабрик обрастает. Сейчас к издавна звонким на миру словам «вологодские кружева», «вологодское масло» достойно примыкают уже другие, веющие новой силой — станки, подшипники, пилорамы, льняные ткани.
Из центра города, от площади Революции летит в березах Советский проспект. В самом его начале — мемориальный дом-музей М. И. Ульяновой. Здесь в 1913—1914 годах жила, отбывая ссылку, Мария Ильинична с матерью Марией Александровной. Сюда приходили письма Владимира Ильича. Здесь собирались вологодские и ссыльные большевики, мечтали о будущем этого края, как и о грядущем всей нашей страны.
И вот оно — это грядущее, которое было когда-то лишь в дерзких мечтах, в трепетных порывах, в тревожной борьбе тех смелых людей.
По левую руку, за рекой, вспененной ослепительно белыми теплоходами,— строгие корпуса станкостроительного завода «Северный коммунар», светлые цехи мебельной фирмы «Прогресс». А дальше — четкие среди зелени контуры огромного льнокомбината и ткацкой фабрики.
В противоположной стороне растет новый микрогород. Железным строем стоят паровозовагоноремонтный, станкостроительный, «Мясомолмаш» и другие заводы, а за ними — гигант — подшипниковый завод.
Индустрия! Ветер, летящий с ее стороны, настоян на железе, он суровее, чем ветер с полей, грубее ласкает лицо, но вздымает в сердце гордость, чувство твоей полной слитности со временем и со всей великой державой.
И поскольку мы говорим о любви к городу, то должны и думать о его судьбе. И надо сделать так, чтобы и после нас люди, проходя по Вологде, видели ее неповторимость, чувствовали в ней связь веков и могли бы вспомнить нас с уважением.
