От автора
Церковь. Православие. Христианство. Отныне эти слова — загадочные, а для некоторых поколений почти запретные — вновь у всех на устах. Вновь волнуют и притягивают. А что означает слово Церковь?
Дом молитвы, сообщество христиан, народ Божий, Тело Христово, Царство Божие, орудие спасения, общественная организация — это лишь небольшая часть из нескончаемого ряда определений.
В “Настольной книге священнослужителя”, выпущенной Московским патриархатом, нас предостерегают: найти исчерпывающее определение Церкви невозможно. И в качестве довода — поразительно яркая аналогия: “...как невозможно дать определение самой жизни”.
Вряд ли случайно, что Церковь и Жизнь слиты воедино в одном рассуждении. Отношение человека к жизни и впрямь определяется его отношением с Церковью. Человек церковный и человек, живущий вне Церкви, ощущают себя в различных измерениях. Они иначе смотрят на смысл жизни и на смерть, на политику и мораль, на прошлое и будущее. Одним словом— тема Церкви вводит нас в фундаментальные вопросы бытия мира и человека. Она необъятна.
Вот почему автор — профессиональный историк — поимел смелость избрать из этой темы лишь то, что доступно перу и осмыслению светского историка, а именно: земные судьбы Православной церкви как организации и людского сообщества. Они уходят в глубину веков. Как одно из основных ветвей христианства, православие уже в первое тысячелетие нашей эры утвердилось в огромном регионе—на Ближнем Востоке и севере Африки, на Балканах и Кавказе, а с конца X века в православный мир вошло и восточнославянское общество—Киевская Русь. С той поры и начинается тысячелетняя история Русской православной церкви. Около пяти веков она существовала в качестве митрополии в составе Константинопольского патриархата. В 1448 году собор русских епископов учредил автокефалию (независимость, самоуправление, самовозглавление) Русской церкви, а с 1589 года она провозглашена патриархией, став равноправной сестрой-церковью в общей семье вселенского Православия.
История распорядилась таким образом, что Московский патриархат являлся крупнейшей православной церковью, а российский народ—самым многочисленным приверженцем православной веры. Неудивительно поэтому, что к истории Русской православной церкви всегда существовал устойчивый интерес. Трагедия разгрома и тотального охаивания Церкви в период после 1917 года лишь умножила его и превратила в существенную и яркую черту нынешнего духовного состояния общества.
“Наше предчувствие нового возрождения и грядущего величия и государства, и церкви питается отечественной историей. Пора приникнуть к ней патриотически любящим сердцем и умом”. Эти слова русский ученый-историк А. В. Карташов посчитал необходимым предпослать своему капитальному труду по истории Русской православной церкви, вышедшему в Париже еще в 1959 году. В них лаконично и удивительно точно сформулирована задача для любого российского историка—писать о нашем прошлом “любящим сердцем и умом”. И это вдвойне верно по отношению к истории Церкви, ибо вряд ли будет преувеличением, если мы отнесем ее к наименее изученным, но наиболее фальсифицированным. На протяжении семи десятилетий в научных и популярных изданиях царила далекая от исторической правды концепция извечной борьбы народа с Церковью, паствы с пастырями. Возвращение же к исторической правде лишь начинается и не обещает быть скорым—потребуются многолетние и кропотливые архивные изыскания и взвешенное осмысление, прежде чем можно будет приблизиться к поставленной задаче.
Цель этого раздела скромна: дать современному читателю представление об историческом пути Православия на Севере России до 1917 года. Автор опирался на дореволюционные исследования и воспоминания, ставшие ныне библиографической редкостью, а также работы последних лет, уже во многом свободные от известной идеологической заданности. Но главным источником стали церковные архивы Архангельска и Вологды, Устюга и Петрозаводска, Москвы и Петербурга. Именно там я искал и находил ответы на вопросы, которые поставил нынешний, уже уходящий XX век к судьбам Русской православной церкви в предшествующие времена.
Подчеркну, что в центре повествования—обустройство церковно-общественной жизни. Именно такой ракурс темы больше всего подвластен историку при нынешней изученности церковной истории. Он обусловил и отбор сюжетов. Автор посчитал необходимым познакомить читателя с историей основных подразделений Церкви (приходами, монастырями, епархиями) и народом Божиим (духовенством, монашеством, прихожанами). Разумеется, за страницами книги остается еще немало: вероучение и обрядность, раскол и секты, религия в частной жизни человека и др. В той степени, в какой это необходимо, указанные сюжеты присутствуют в книге, однако их специальное освещение отвлекло бы, как нам думается, от основной темы.
Почему для отдельного описания избран Европейский Север России?
Русский Север, Поморье, Северная Русь—это общепринятые исторические названия обширной территории от Вологды до Белого моря, от Карелии до Северного Урала. Ныне здесь размещаются Архангельская, Вологодская и Мурманская области, республики Коми и Карелия. Край этот всегда воспринимался в качестве единого целого, несущего общие признаки природно-географического, культурного и общественного развития. Север сумел сберечь и передать от поколения к поколению образцы многовековой материальной, духовной и художественной народной культуры. В созидании ее немалую роль сыграла и Православная церковь, сумевшая не только вжиться в своеобразие историко-культурной среды, но и вдохнуть в нее новое творческое начало.
Другой особенностью Севера являлось отсутствие на его территории грубых форм крепостничества, столь характерных для центральной России. Здесь установилась, говоря языком академической науки, смягченная форма феодальных отношений, когда крестьянин обладал относительной свободой личности и деятельности. Благодаря этому дольше, чем в других землях России, на Севере сохранялись традиции самоуправления. Православная церковь встретилась здесь с необходимостью согласовать свои организационно-канонические принципы с волостной автономией.
Север всегда был преимущественно крестьянским краем. Сельский приход определял лицо его церковного организма, а монашеские братства были полнокровными и деятельными лишь до тех пор, пока крестьянину не был искусственно перекрыт путь к иноческому служению. Крестьянский уклад, мировосприятие и повседневные нужды неизбежно наложили свой отпечаток на течение церковной жизни Севера.
Автор не смог бы подготовить книгу без доброжелательной помощи сотрудников архивов Вологды, Устюга, Петрозаводска и Архангельска. Еще в рукописи ее прочли и поделились своими размышлениями и советами Т. Г. Леонтьева (Тверь), А. М. Пашков (Петрозаводск) , Н. В. Пестерева, Н. Н. Белова и Ф. Я. Коновалов (Вологда), Н. М. Теребихин (Архангельск), Л. Ф. Шевцова (Йельский университет, США), а также доктор исторических наук М. М. Громыко и сотрудники Института этнологии и антропологии РАН (Москва).
Всем им моя самая сердечная благодарность.