Хождение к ледяному Cфинксу
Купец Никита Шалауров из Великого Устюга в обычном понимании был нестандартным представителем торгового сословия. Не прилавок его манил, а дальние страны. Впрочем, странность такая для жителей Великого Устюга и Тотьмы не являлась уж какой-то уникальной. Добрались морским путем купцы земли вологодской и до Америки, о чем с уважением вспоминают и по сей день на американском континенте, и до иных стран.
Радость купца была безмерной, когда в 1757 году получил он в канцелярии иркутского генерал-губернатора «ордер», которым предписывалось ему «...на построенном судне... плыть из Ленского устья до реки Ковымы (Колымы) в Северном море и оттуда вокруг Чукотского носу (нынешний мыс Дежнева) далее до Камчатки и прочих тамошних мест для размножения к приращению и пользе государственного интереса Российского мореплавания и соискания новых незнаемых до сего островов и земель, и для промыслу на оных зверей и птиц». Вот каким сочным языком писались в старину документы. Но трудностей в реализации благого замысла было и тогда не меньше, чем нынче. Спустя лишь пять лет купеческое судно, романтически названное «Вера, Надежда, Любовь», добралось до Шелагского мыса. А дальше льды не пустили, и купец почти разорился. Но все же сумел составить поразительную по точности для того времени карту побережья и литературное сочинение «Известия о чукотском народе», свидетельствующие о наблюдательности автора.
И уже того было бы достаточно, чтобы обессмертить свое имя, но купец на собачьих упряжках через полстраны спешит в Тобольск к губернатору Федору Соймонову и тот — в недавнем прошлом каторжник — верит купцу, которому гарантирована долговая яма, и уже на казенный счет снаряжает «Веру, Надежду, Любовь» в новое дальнее плавание. Двумя годами спустя корабль вновь поднимает паруса.
Шалаурова влекла Арктика. А там, в неизведанном, как в сказочном заколдованном царстве, не всегда прислушиваются к доводам осмотрительности и осторожности. Потому-то, наверное, и умирают очарованные путники не в своих постелях, окруженные чадами и домочадцами, а за тридевять земель, под незнакомыми звездами. И устюгский купец не миновал сей участи многих землепроходцев, сгинул бесследно, как в ту пору писали высоким стилем — во владениях ледяного Сфинкса.