Система духовного образования в XIX веке
Значительным событием в дальнейшем развитии епархиального духовного образования стала училищная реформа 1808 года. “Дней александровых прекрасное начало” наложило на нее отпечаток смелых и прогрессивных начинаний. Фактически была создана та трехзвенная система, которая сохранялась в отечественном духовном образовании вплоть до 1918 года: начальное звено — духовные училища, среднее звено —семинарии, высшее звено—академии. В каждой из северных епархий существовало по одной духовной семинарии—в Вологде, Архангельске, Петрозаводске, Новгороде. Семинария, в свою очередь, как бы обрастала системой духовных училищ — Вологда, Тотьма, Никольск, Устюг, Усть-Сысольск, Устюжна, Петрозаводск, Каргополь, Александро-Свирский монастырь, Кириллов, Белозерск, Архангельск.
С тех пор путь к образованию у детей духовенства начинался с духовных училищ. С 8-9 лет они уезжали из семьи и в ближайшем к ним духовном училище начинали учебу.
Из воспоминаний ученика устюжского духовного училища 1840-х годов: “Училищное здание был каменное, одноэтажное. Помещалось оно в Архангельском монастыре, вход в него был из монастыря. Кроме классов первого, второго и четвертого, по размерам достаточных для 50 учеников, а третьего — для 70, в этом корпусе помещалось и правление училища с канцеляриею и кухнею для единственного при училище сторожа, старого солдата, которому школьное предание, кроме настоящего христианского имени, не знаю почему, присвоило кличку “Пилат”. Из канцелярии, где была и сборная комната для господ наставников, тянулись деревянные неширокие мосточки во все классы училища... Вход в классы был с улицы, имел по две, в одно полотно, двери. Высота в классных комнатах казалась приличною, и света было достаточно, окна были не малы, и свет входил в них с двух сторон...
Занятия в училище начинались с 8 часов утра и продолжались с двухчасовым перерывом — от 12 до 2 часов — до 4-х часов пополудни, каждодневно, кроме суббот, когда они прекращались в полдень...
Классных журналов у нас не было, а имелись у каждого учителя списки, в которых и отмечалась “спищиком” (одним из учеников, ведшим этот список, по назначению учителя) степень знания учениками каждодневного своего урока. Кто же определял эту степень знания уроков? А для этого существовал целый ряд почтенных людей, из тех же учеников, которые обязаны были прослушать уроки известного числа своих товарищей, определить степень знания и сделать соответствующую отметку в списке. Назывались одни из них “аудиторы”, а другие “проверяющие”. Первому назначалось для прослушивания уроков человек 5 учеников, а второму, для проверки, в случае апелляции или в целях прокурорского надзора, до 20 учеников...
И вот учитель, по приходе в класс, после краткой молитвы, садится в свое кресло и развертывает уже находящийся на столе его список, обращает свое внимание на тех учеников, которые ничего не знают. — Почему ты не знаешь урока, говорит он спрошенному ученику. — Не мог выучить. Резолюция: поди, высекут. Ученик идет, молча получает известное число ударов розгою и садится на свое место. А если кто скажет: “я знаю” или “я выучил” —иди отвечай. Хорошо ответил—прав, плохо—двойная порция назначается. И так далее до последнего ученика, не твердо урок знающего. Затем обычно спрашивался кто-нибудь, без всякой очереди из лучших учеников, всегда знающих урок... Мы очень дорожили положением “аудитора”, а особенно “проверяющего”, а дороже всего нам было доверие к нам учителей”.
После духовного училища путь вел в семинарию. Устав и программы семинарий в течение XIX века менялись четырежды. Время по-разному воздействовало на состояние Духовного образования. В 1860-е годы в ходе великих реформ предусматривался ряд мер по преодолению замкнутости и корпоративности духовного сословия. Впервые почти за полтора века нарушался принцип наследственности “духовного состояния”: студентам духовных семинарий разрешили поступать в университеты, детям духовных особ—в гимназии и военные училища. В 1862 г. из 115 выпускников Вологодской семинарии 32 человека избрали своей деятельностью службу в качестве чиновников, учителей, либо определили себе иные светские занятия. Тогда же свободный доступ в семинарии открывался для всех православных. Однако сформировавшаяся традиция делала свое дело: семинарии в своей основе продолжали оставаться узкокорпоративными учебными заведениями. Так, в 1896 году из 581 ученика Вологодской семинарии 485 были из семей духовенства.
В 1850—1860-е годы в программы семинарий включались предметы, должные подготовить будущего пастыря, особенно сельского, не только к духовно-религиозной деятельности, но и приблизить его к практическим нуждам прихожан. Семинаристы среди многих дисциплин стали изучать такие, как естественная история, сельское хозяйство, медицина, педагогика.
Вновь предоставим слово современникам: “Учились мы в семинарии с 1856 по 1862 год, т. е. как раз в то время, когда с восшествием на престол императора Александра II-го началось оживление общественной мысли, заговорили о прогрессе, стала быстро развиваться светская и духовная журналистика, когда даже в Вологде открыта была публичная библиотека. В то же время появляются в ряду семинарских преподавателей новые люди прямо с академической скамьи, люди талантливые, умеющие возбудить и поддержать любознательность в юношах. Они не учили нас беспардонному либеральничанью, но будили мысль, разбирая то или другое литературное произведение или наши сочинения. А мы, анализируя их суждения, делали уже свои заключения, мы хотели расширять свои скудные школьные познания, хотели читать и читать не только то, что должны были знать по семинарской программе, но шире и больше. Мы знали, что есть течения человеческой мысли консервативные и прогрессивные. Нам казалось необходимым ознакомиться, по мере сил и возможности, более или менее основательно с теми и другими. Мы пошли в библиотеки публичную и частные к знакомым людям и стали читать не одних уже только духовных авторов, не одни духовные журналы, не одни и светские консервативные, а самые передовые, прогрессивные журналы. Так, постепенно и, пожалуй, нечувствительно подошли мы к дереву познания добра и зла, а если подошли, то разве мыслимо для юности удалиться от него, не покушав заманчивых по виду и аромату его губительных плодов!”.
Автор этих строк — прослуживший впоследствии около полувека провинциальным священником, ставший в начале XX века депутатом Государственной Думы, признает, что жизнь за пределами семинарии была куда сложней, чем науки, которые выучивались в аудиториях. Но семинарии той поры давали толчок к размышлениям, пробуждали интерес к общественным проблемам. Известны факты участия семинаристов в народнических кружках, а либеральных обществах, в чтении запрещенных изданий.
К восьмидесятым годам XIX века семинарские программы были урезаны и включали исключительно богословские предметы, языки и некоторые гуманитарные науки общеобразовательного цикла. К концу столетия в семинарии изучались Священное Писание и литургика, основное и догматическое богословие, церковная история и гомилетика, а также языки: латинский и греческий, еврейский и немецкий. Не игнорировались и светские предметы: русская история и словесность, физика и математика, психология и педагогика, логика и обзор философских учений. Много внимания уделялось церковному пению. В начале XX века большое внимание стало уделяться полемическому богословию и обличению раскола.
С последних десятилетий XIX века новым общеепархиальным делом стала массовая подготовка учительниц начальных классов: были основаны епархиальные училища для девушек. В начале XX века в таких училищах Вологды и Устюга, Архангельска и Каргополя готовили себя к званию народной учительницы около тысячи “епархиалок”.
