Стружкин Иван Васильевич

Капитан, родился в 1914 году в деревне Улкино Бабаевского района. Член КПСС. Участвовал в боях на реке Халхин-Гол. В годы Великой Отечественной войны служил в бомбардировочном полку и сделал 124 боевых вылета.

Погиб в апреле 1942 года.

Звание Героя Советского Союза присвоено Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1942 года.

Именем И. В. Стружкина названы улицы в городе Бабаево и поселке Лычково Новгородской области. Его имя носят пионерские отряды и дружины Вологодской, Новгородской и Ленинградской областей.

Публикуем отрывок из книги Николая Богданова «Записки военного корреспондента», в котором рассказывается о подвигах И. В. Стружкина.

Самых сильных, смелых, дерзких отбирают обычно в разведчики. При слове разведчик перед нами встает образ человека, в котором азарт охотника сочетается с пытливостью ученого, развитый ум — с прирожденной хитростью, сила воли — с железной крепостью мышц.

Таким разведчиком был у нас на Северо-Западном фронте летчик старший лейтенант Стружкин.

Была зима. Любое озеро могло служить аэродромом для неприхотливых «Ю-52». Они могли садиться рассредоточение на многих площадках, и логика подсказывала, что они так и делают, потому что любой выбранный ими аэродром — в пределах досягаемости наших легких ночных бомбардировщиков, которые могли в одну ночь насыпать им сколько угодно бомб. И выгодно было держать самолеты не в одной куче, а в разных местах. Но это только догадки, требующие подтверждения.

В надежде на опыт и чутье Стружкина, ему и поручили выследить действующие площадки.
Стружкин прилетел после долгих поисков и, привезя полную кассету, указал на один снимок и заявил:
— Вот действующий аэродром.

На фотографии дешифровщики увидели давно знакомый им стационарный аэродром, избитый нашей авиацией так, что на нем не было живого места. Весь он был в черных воронках, на юго-восточной стороне помещалась огромная свалка разбитых самолетов. На опушке виднелись обгоревшие остовы, а посреди поля валялось несколько машин, которые фашисты даже не убрали, бросив этот избитый аэродром.

Представьте себе, как смеялись наши дешифровщики. А Стружкин упрямо повторял:
— Это — основной действующий аэродром.

На этот раз были все основания ему не поверить. Никто не знал некоторых деталей, которые волновали Стружкина. Во-первых, перехватчики противника встречали его только над этим аэродромом и мешали фотографировать. Вначале это были «мессершмитты». Фашистские хищники, забравшиеся на большую высоту, были вялы и безжизненны, словно жадные щуки, заплывшие в душное озеро. При попытке пикировать глубоко проваливались, на вираже срывались в штопор. Стружкин не боялся их и уверенно снимал аэродром. Затем появились «Хейнкели-113». Эти были на высоте поживей. И Стружкину пришлось вступить в бой. Он знал, что «Хейнкель-113» боится каждой пули, и отогнал их своими атаками.

Все обошлось благополучно, но снять пришлось с высоты. А надо было спуститься пониже. Кроме того, во время боя он опять заметил, как перед вечером на аэродром скользнули самолеты, пестро раскрашенные под засыпанный снегом хвойный лес.

Возможно, и брошенные на поле машины, и свалка разбитых самолетов, и воронки на поле — все это новый вид маскировки. Ведь крылья самолетов и хвосты можно покрасить так, что концы сольются с фоном аэродрома и получатся как обломанные. А черные воронки образует простая сажа, насыпанная поверх укатанного снега. Так и все остальное.

Стружкин решил снять аэродром при косых лучах солнца, когда бывают хорошие длинные тени. Можно спрятать любой предмет, но трудно спрятать его тень. Он вел самолет, внимательно глядя вниз. До аэродрома оставалось уже недалеко. Штурман и стрелок во все глаза смотрели на небо, зная, что где-то уже плавают «мессершмитты» и «хейнкели».
—Включай аппарат, — приказал вдруг Стружкин.

Штурман удивился. Что снимать, когда до цели еще далеко?
— Включай немедленно, — повторил приказание Стружкин.

Штурман включил. Внизу был только лес, пестрый, серебристый, как крылья полярной совы.
— Хватит, — сказал летчик.

Штурман прекратил съемку и взялся за пулемет. Звено «хейнкелей» уже перешло в атаку, спикировав на разведчика. Стружкин резко развернулся и угостил хищников огнем. Звено рассыпалось, но несколько пуль попало в мотор. Летчик почувствовал падение: самолет вздрогнул. Взглянул на прибор: давление масла стало падать. Все ясно — мотор выйдет из строя. Он включил его и спикировал на тысячу метров к аэродрому. Пока истребители развернулись, он уже шел над аэродромом.
— Включай фотоаппарат, — приказал снова Стружкин штурману, с удовольствием любуясь, какие четкие тени бросило на аэродром заходящее зимнее солнце.

Его вывел из равновесия град пуль и осколков, посыпавшихся сверху. Он резко скользнул на левую плоскость, но тут же выровнял машину, боясь потерять слишком много высоты. У второго мотора тоже упало давление масла.

«Неужели все кончено, — подумал Стружкин, — и все мое упрямство пойдет насмарку? Нет, этого не будет... Сегодняшние снимки решают, и их надо довезти».

Начался полет на двух поврежденных моторах. «Дотянуть во что бы то ни стало», — так решил разведчик, вступая в тяжелую борьбу.

Ему удалось, спланировать до бреющего и отвязаться от истребителей. Они потеряли его над пестрым лесом. Затем, включая по очереди то один, то другой мотор, Стружкин не дал им перегреться и, дотянув до ближайшего аэродрома, спас самолет и снимки. Он сел, правда, поперек старта, по ветру, вызвав возмущение хозяев аэродрома, но сел отлично.

А через несколько часов на столе командующего уже лежали привезенные им фотографии. Взяв лупу, командующий с большим удовольствием рассматривал очерченные дешифровщиком самолеты среди свалки и приговаривал:
— Ишь ты, нарисован без хвоста, а на тени целый...

Этот фотоснимок не только показал, что десяток транспортных самолетов замаскирован среди свалки, но установил ложные воронки, нарисованные сажей, свежие следы рулежки вдоль леса, по узкой полосе.

В добавление Стружкину удалось заснять самолеты, тянущиеся цепочкой над лесом. Раскрашенные пестро, как полярные совы, они были неразличимы даже при помощи лупы, но лучи заходящего солнца пригвоздили к земле их большие косые тени...

В ночь советские ночные бомбардировщики вылетели к аэродрому. Они засыпали небольшими бомбами машины, стоящие на свалке, помешали посадке, испортили взлетную полосу.

Тяжелый бомбардировщик сделал на ней такие воронки, от которых ложились долго хорошие тени. А на рассвете закончили работу штурмовики.

После этого Стружкин с удовольствием привез снимок, на котором было обнаружено больше тридцати сожженных и поврежденных транспортных самолетов.