Монастыри — аскеты и нестяжатели
С последних десятилетий XV века не только монашеские корпорации, но и все мыслящее российское общество горячо обсуждало проблему монастырских имуществ. Накопление земельных владений с крестьянами, денег и драгоценностей, одним словом—“стяжательство”—вызывало неоднозначное отношение. Болезненно реагировали на это и крестьяне, вступавшие с многими монастырями в затяжные и острые конфликты.
В рядах монашества оформились две позиции. Иосифляне, получившие такое название по имени их идеолога Иосифа Волоцкого, игумена Волоколамского монастыря под Москвой, видели в накоплении церковных богатств верный путь к повышению роли церкви в обществе, средство для укрепления ее религиозного воздействия и нравственного авторитета. Их оппоненты —нестяжатели—не видели в накопительстве пользы, а полагали, что сила монашества в высокой духовности, в образцах святости, которые должны давать иноки грешному миру. Нестяжатели были противниками сосредоточения в руках монастырей недвижимой собственности и даже предлагали конфисковать монастырские земли. Они справедливо указывали, что богатства развращают братию.
Нестяжательство зародилось в северных монастырях. Его идейным центром стал Кирилло-Белозерский монастырь и группа прилегавших к нему мелких монастырей и пустынь.
В немалой степени это было определено традициями, заложенными преподобным Кириллом, личность и дела которого удивительны и занимают особое место в истории Русской церкви. Москвич, представитель видного рода, Кирилл (в миру Косма) с молодости до 60-летнего возраста был в братии Московского Симонова монастыря. Прошел там долгий и трудный путь, вобравший в себя годы тяжелого труда, строгого поста и непрерывного учения. И вот, когда, казалось, его иноческий подвиг по заслугам увенчан высокой честью, — он, седобородый старец, стал архимандритом этой почтенной обители — Кирилл внезапно покинул Москву и ушел в Белозерье. Там начал все сначала — с пустынножительства. Он, как повествует его житие, вырыл землянку, водрузил крест, привлек к себе верных братьев из Симонова монастыря и в 1397 году построил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы. Несмотря на почтенные лета, Кирилл много трудился сам, заготавливая лес и участвуя в строительстве.
Отличительной чертой монастыря, ставшего общежительным, был строгий устав: в церкви никто не смел беседовать, за общую трапезу в полной тишине садились каждый на свое место по старшинству, братья не могли получать писем или подарков, не показав их Кириллу, ни одно дело не начиналось без его ведома. И главное: ни у кого не было никакой собственности, в кельях ничего, кроме икон и книг не держали. У всех было свое послушание, исполнение которого непременно контролировалось.
Постепенно у монастыря появилась своя недвижимая собственность в виде значительных земельных владений. Однако Кирилл следил за соблюдением должного равновесия, не допуская чрезмерного увлечения накопительством. Он старался создать атмосферу аскетизма и духовности. В монастыре стала накапливаться библиотека, некоторые книги переписывал сам отец-настоятель.
Умер Кирилл в 1427 году на 90-м году жизни, но заложенные им традиции продолжали жить в рядах его учеников. Когда в 70-е годы XV века монастырские власти чересчур увлеклись накопительством и год за годом добивались от великого князя Ивана III новых и новых грамот на земельные владения, старые монахи не выдержали и в 1483 году покинули монастырь. Они объявили, что “предания святого Кирилла попираема и отметаема”. Уход старцев произвел такое сильное впечатление, что в конфликт вмешался местный белозерский князь Михаил. Был сменен игумен монастыря, а старцы-нестяжатели вернулись в свои кельи.
Примерно в эти же годы стал известным и преподобный Нил Сорский (по имени реки Соры в Белозерье). Постриженник Кирилло-Белозерского монастыря, он объездил весь православный Восток—был в Палестине, изучал монашескую жизнь в знаменитых монастырях Афона. Именно по образцу последних он, возвратившись, основал и свой скит. Его насельники должны были питаться трудом своих рук, избегать вещелюбия. Владение вотчинами отрицалось. Истинного монаха, считал Нил, ничто не должно привязывать в этой жизни. Братия скита расселилась в лесу, в отдельных кельях вокруг небольшой деревянной церкви, в которую по воскресным и праздничным дням собирались на суточное богослужение. В остальные дни каждый молился и трудился в своей келье. Уходить из скита не разрешалось ни под каким видом.
Сам Нил отличался крайней нестяжательностью: не имел ничего, кроме книг. Он в совершенстве овладел идеями и техникой внутреннего психологического сосредоточения, призывал непрерывно бороться с ненужными помыслами и страстями. Только таким путем —верил Нил—в душе рождается мир, в уме—ясность, в сердце—сокрушение и любовь.
В 1490 и 1503 годах Нил Сорский участвовал в заседаниях церковных соборов, отстаивал идеи нестяжателей. И хотя они не получили общей поддержки, так и оставшись достоянием своеобразной группы монастырской средневековой интеллигенции, аскетов и мистически настроенных иноков, они сыграли большую роль в дальнейших судьбах христианства на Руси. Они способствовали выделению среди монашества особого слоя—очень редкого и тонкого—выдающихся подвижников, аскетов, старцев, наставников, составивших уникальное духовно-нравственное наследие отечественного православия.
Но вот парадокс: очаг нестяжателей—Белозерье— после смерти преподобного Нила, его единомышленников игумена Гурия Тушина, Вассиана Патрикеева и других—уже во второй половине XVI века становится местом, где практическая и хозяйственная деятельность монастырей возобновляется с многократной энергией. Кирилло-Белозерский монастырь становится одним из самых богатых. Его трижды посещает царь Иван Грозный, сюда буквально рекой льются дорогие вклады, на него работают десятки тысяч крестьян. Однако очаги нестяжательства не погасли—время от времени они с новой силой возгорались в скитах и малых монастырях Севера. На их молитвы и заступничество народ православный надеялся с особой верой.
