Насон - История города Вологды - Монастыри—книжники, искусники, просветители

Монастыри—книжники, искусники, просветители

Каждый монастырь по мере своих возможностей был центром православной культуры. В этом смысле особую ценность представляли монастырские книжные собрания. Без преувеличения можно считать, что в XVI—XVII веках самые крупные книжные собрания Севера были именно в монастырях. Уже в начале XVII века в Кирилло-Белозерском монастыре было более тысячи книг, печатных и рукописных, а к концу века их количество удвоилось, около полутора тысяч книг было на Соловках, около четырехсот насчитывал в своей библиотеке Ферапонтов монастырь, около шестисот—Павло-Обнорский и т. д. Исследователи книжной культуры полагают, что самым распространенным типом монастырской библиотеки Севера в ту пору были книжные собрания в пределах от 100 до 350 книг.

Книги покупались и “вкладывались”. Вкладчиками почитали за честь быть цари и князья, митрополиты, и епископы, богатые купцы и бояре. Важно и то, что во многих монашеских обителях книги воспроизводились, т. е. переписывались. В Соловецком монастыре в середине XVII века существовала книгописная мастерская, изготовлявшая различные книги житий святых на продажу и для раздачи. Иногда монастыри приглашали по договору известных книжных мастеров-переписчиков: монахов, дьячков, писцов. В духовной культуре Севера оставили свой след выдающиеся книжники— игумены Кирилло-Белозерского монастыря Ефросин и Гурий, игумены Сийского монастыря Феодосии и Никодим, соловецкий книжник Сергей Шелония и др.

Наряду с переписыванием и копированием, создавались новые литературные произведения, основанные на местных фактах; особенно часто писались книги-жития местных святых, основателей монастырей— Зосимы и Савватия, Антония Сийского, Кирилла Белозерского, Димитрия Прилуцкого, а также митрополита Филиппа, Прокопия Праведного Устюжского и др.

Исследовальницей монастырских библиотек Севера М. В. Кукушкиной установлено, что в XVI—XVII веках образованная среда монашества чутко следила за современной исторической публицистикой, отражавшей текущие события. Монастырские книжники делали списки с переводных литературных текстов, переписывали в свои келейные книги отдельные злободневные современные повести. Поэтому было бы неправильно утверждать, что литературное развитие XVII века шло мимо монастырей. Естественно, что, как и в прошлые века, культовая деятельность монастырей определяла интересы их насельников, и поэтому в сборниках всегда преобладала церковно-назидательная тематика. Важно то, что монастырские книги не являлись лишь предметом келейного или богослужебного чтения и почитания. Были обычаи их коллективного чтения в соборах и на трапезах, книги выдавались “читателям в пользу”—все это содействовало превращению книги в источник знаний, раскрывало общественно-духовное назначение монастырского книговладения.

Монастыри XVI—XVII веков накапливали редкие коллекции произведений прикладного искусства: резьбы по дереву, ювелирных изделий, чеканки, лицевого и орнаментального шитья. Чаще всего они были вкладами или выполнялись известными мастерами по монастырскому заказу. Однако в некоторых обителях возникали и свои художественные школы. К ним можно отнести прославленную в XVI веке мастерскую княгини Ефросиньи Старицкой—тетки Ивана Грозного, которую он заточил в женский Воскресенский Горицкий монастырь на Шексне. Мастерицы создавали плотное, с почти неразличимыми стежками шитье, создающее полное ощущение живописного изображения. Творчество этих безымянных вышивальщиц оказывало сильное влияние на развитие русского художественного шитья на протяжении многих десятилетий.

Накапливаемые в монастырских стенах высокохудожественные произведения прикладного искусства в сочетании с иконописью и фресками, с выразительными архитектурными памятниками деревянного и каменного зодчества создавали ту неповторимую историко-культурную среду православного монастыря, в которой, казалось, материальное поднималось до духовного, а духовное пропитывало материальное.