Вологжане в Отечественной войне 1812 года
Война 1812г. осталась в истории нашей родины как война отечественная, война народная. Вторжение в пределы России наполеоновской армии вызвало подъем патриотических настроений. Стремление отстоять целостность и национальную независимость государства сплотило руссское общество. На защиту родной земли поднялся весь народ.
«Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясти спокойствие великой сей державы. Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ея и благоденствие» -такими словами начинался манифест императора Александра I, подписанный им 6 июля 1812 г. в русском военном лагере близ Полоцка и обращенный «ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским». В манифесте отмечалось:
«Мы не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им [неприятелем - Ю. С. ] разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против него бодрствования. Сего ради при всей твердой надежде на храброе наше воинство полагаем мы за необходимо нужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей, каждого и всех [...] Да встретит враг в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданском Минина.»
Это воззвание, возвышенное и вместе с тем простое и понятное каждому, передает весь трагизм ситуации, когда войска Наполеона устремились к Москве, регулярная русская армия отступала, а монарх был вынужден обратиться за помощью к народу, призвав его спасти Отечество, как это было уже в начале XVII века в период Смутного времени.
Православная церковь также присоединила свой голос к призыву верховной власти. Святейший Правительствующий Синод принял воззвание «к чадам российской церкви»:
Приимите оружие и щит, да сохраните верность и охраните веру отцов наших. Приносите с благодарением Отечеству те блага, которыми Отечеству обязаны. Не щадите временного живота вашего для покоя Церкви, пекущейся о вашем вечном животе и покое...»
Манифестом от 6 июля сбор ополчения поручался дворянству. В своем собрании дворяне каждой губернии должны были определить количество крепостных, направляемых в ополчение, а также выделить средства на обеспечение их снаряжением и запасом продовольствия. Командный состав ополчения также формировался из представителей дворянского сословия. Отметив неоднозначную оценку участия дворян в ополчении, существующую в отечественной историографии, укажем лишь на тот факт, что в Новгородской губернии, часть территории которой входит в состав современной Вологодской области, власти были вынуждены отменить выборы на должности в государственных и дворянских учреждениях, замещаемые представителями дворянского сословия, «поелику тамошние дворяне все почти поступили на службу в ополчение...»
Основу ополчения составили крепостные крестьяне. Они охотно шли в ратники, рассчитывая на то, что, согласно широко распространенному тогда в крестьянской среде убеждению, после войны получат освобождение от крепостной неволи. Впрочем, эти надежды не оправдались, и после войны все крепостные, воевавшие в составе ополчения, были возвращены своим владельцам.
Среди городских сословий в вопросах формирования и снаряжения ополчения существовало своеобразное распределение ролей. Согласно существовавшему законодательству, купечество освобождалось от рекрутской повинности, поэтому в ополчение от городских обывателей выбирались главным образом представители мещанства и цеховых. Основная же часть денежных и натуральных пожертвований на военные нужды поступала от купцов.
Что касается критериев отбора в ополчение, то наряду с добровольцами, согласно общинному характеру рекрутской повинности и существовавшей системе очередности, основанной на учете рабочей силы каждой семьи, необходимое количество ополченцев добиралось за счет очередников, а также тех лиц, которые в чем-либо провинились перед обществом. Так, из четырех вытегорских мещан, вошедших в состав дружины олонецких стрелков Санкт-Петербургсого ополчения, двое поступили «по собственному своему желанию», один - «от семейства», т.е. в очередь, и один - «за неплатеж податей».
Формирование ополчения в Вологодской губернии началось сразу после получения с нарочным царского манифеста. Вологодское дворянство в своем собрании постановило снарядить в ополчение от каждых 100 душ, им принадлежащих, по 6 воинов «с одеждой, оружием и провиантом, для них потребными»
По инициативе вологодского гражданского губернатора Н. И. Барша 19 июля состоялось общее собрание вологодских мещан и цеховых, которое должно было определить «количество воинов из среды вологодского общества, на общую защиту определенных, кои бы по силам, здоровью и летам своим могли понести временную службу с ожидаемою пользою».
Решением собрания из каждых ста ревизских душ, «состоявших в мещанстве и цехах» (общим числом 1821) на внутреннее ополчение предназначалось по 4 человека.7 Следовательно, общее количество ополченцев от Вологды должно было составить 73 человека. Тогда же были выбраны и кандидаты на поступление в ополчение в количестве 141 человека с тем, чтобы «когда предположенное на то число по 4 души со ста будет укомплектовано, затем достальных уволить»
Процесс формирования ополчения в Вологодской губернии был, однако, прерван, едва начавшись. Манифестом от 18 июля 1812 г. Александр I ограничил число губерний, которые должны были выставить ополчение, шестнадцатью ближайшими к театру военных действий. В качестве причины указывалось то обстоятельство, что «... предлагаемые добровольные пожертвования далеко превосходят потребное к ополчению число людей».
Вологодской губернии среди «ополчающихся» не было. Однако вологжане приняли активное участие в ополчении 1812 г. В июле 1812г. главнокомандующий в Санкт-Петербурге генерал от инфантерии С. К. Вязимитинов предписал вологодскому гражданскому губернатору Н. И. Баршу
«набрать из обитающих в Вологодской губернии народов, в стрелянии зверей упражняющихся, до 500 чел. и более [...] с теми самыми ружьями, которые они при своем промысле употребляют»1
Такое же предписание на сбор 575 стрелков было отправлено С. К. Вязимитиновым и олонецкому губернатору. Из вологодских и олонецких стрелков, в числе которых находились представители г. Вытегры и Вытегорского уезда, были сформированы две дружины, пополнившие ряды Санкт-Петербургского ополчения. В составе Новгородского ополчения воевали представители западных районов современной Вологодской области. Речь идет о территориях, на которых располагались Белозерский, Кирилловский, Устюженский и Череповецкий уезды, бывшие тогда частью Новгородской губернии.
Сохранились отдельные списки горожан-участников Новгородского и Санкт-Петербургского ополчений, по которым можно судить об их возрастном цензе и семейном положении. В частности, среди ополченцев, выбранных от Белозерска и Крохинского посада, находились совсем молодые 16-летние юнцы и люди весьма преклонного по тем временам возраста, перешагнувшие 50-летний рубеж, холостяки и многодетные отцы семейств. О некоторых ополченцах архивные материалы позволяют составить более детальное представление. Так, судя по описанию примет некоторых олонецких стрелков, имеющемся в свидетельствах о принятии их в Петербургское ополчение, вытегорский мещанин Прокопий Кириллов «лицом бел, худощав, нос востр, глаза карие, волосы на голове и бороде светло-русые, 35 лет, 2 аршин1 5 1/2 вершков2, женат», а Денис Степанов «лицом смугловат, рябоват, и веснушки природные, глаза карие, волосы на голове темно-русые, а на бороде такие же проседают, 27 лет, 2 арш. и 5 1/2 вершков, холост». Яков Нефедов, тоже из Вытегры, «лицом бел, глаза серые, нос туповат, волосы на голове и бороде светло-русые, 30 лет, 2 аршина, 6 вершков, холост».
Какой-то особой формы одежды для ополченцев не полагалось, хотя попытки ввести некоторое единообразие в их обмундировании все-таки предпринимались. Вот, в частности, как должен был выглядеть ратник Петербургского ополчения:
«Пешие воины сохраняют свое крестьянское платье, но не длиннее иметь кафтаны одного вершка за колено. Прочие принадлежности к одежде по их состоянию. Фуражку на голове суконную. Сапоги черные с такими голенищами, чтобы в осеннюю и холодную погоду сверх шаровар оные надевать могли, и должны быть так просторны, чтоб каждой в зимнее время мог обертывать ноги в суконные онучи. Кафтаны должны быть такой ширины, дабы под оной мог надевать каждой человек овчиной полушубок. Кушак иметь какой кто может. Фуражка должна быть так, чтоб оную мог каждой во время холоду подвязывать сверх ушей под бородою. Форма фуражек полагается всем одинаковая, но на каждой из них иметь выбитой из медной латуни крест с изображением на оной вензелевого его императорского величества имени и с надписью «За Веру и Царя». Каждый пеший воин должен иметь один ранец, и в оном одну рубаху, холстинные портки, рукавицы с теплыми варежками, двое портянок, суконные онучи и запасные сапоги. Сверх оного должно оставаться в ранце столько места, дабы оной мог иметь сухарей на трое суток. К ранцам в дружинах приделывать ремни для носки оных по примеру регулярных войск.»
Новгородское и Санкт-Петербургское ополчения сыграли важную роль в освобождении русской армией земель, занятых неприятелем. Боевое крещение они получили в сражениях за Полоцк. Более 14 тыс. петербургских ополченцев и шесть дружин Новгородского ополчения участвовали в боевых действиях в составе армии П. X. Витгенштейна. В донесении о взятии Полоцка П. X. Витгенштейн отметил успешные действия ополченцев:
«К восхищению всех дрались с таким отчаянием и такой неустрашимостью, что ни в чем не отставали от своих товарищей старых солдат, а нипаче отчаянно действовали колоннами на штыках».
Сражения под Витебском, Борисовом, Смоленском и Чашниками, при р. Березине, взятие Кенигсберга - таковы славные вехи боевого пути Новгородского и Санкт-Петербургского ополчений. После падения в январе 1814 г. Данцига ополчения были распущены и с честью вернулись домой. Между тем вологодские и олонецкие стрелки, которые после взятия Кенигсберга вошли в состав регулярных войск армии П. X. Витгенштейна, продолжили победоносное шествие по Европе вплоть до вступления в Париж.
Участие вологжан в Отечественной войне 1812 г.не ограничивалось действиями в составе формирований ополченцев. Немало наших земляков воевали в рядах регулярной армии. Документы Государственного архива Вологодской области содержат свидетельства их ратного подвига.
«В воздаяние ревностной службы Вашей и отличия, оказанного в кампании противу французских войск 1812 г., а особенно в сражении при мызе Свольне, где Вы действовали храбро цепью стрелков и бросившуюся на мост неприятельскую кавалерию остановили...»
- так в свидетельстве о награждении подпоручика Пермского пехотного полка вологодского дворянина Алексея Ивановича Дружинина орденом св. Анны 4 степени описывается всего лишь один из боевых эпизодов, в которых он принимал участие. Перечисление «дел противу неприятеля», в которых был Дружинин, практически полностью воспроизводит хронику побед корпуса под командованием Витгенштейна в самом начале войны 1812г., своими успешными действиями сорвавшего планы Наполеона создать угрозу Петербургу:
«...июля 17-го-при канонаде, открытой при городе Свилькомире, 18-го - на позиции при мызе Якубовой, 19-го - при местечке Клястицы, 20-го - при мызе Головине при разбитии неприятеля и преследовании оного за реку Дризу, 30-го - в сражении при мызе Свольне, где находился в охотниках для удержании кавалерии [...] потом в преследовании неприятеля до г. Полоцка»
В сражении под Полоцком Дружинин получил тяжелое ранение «навылет в живот пулею с прострелением и разбитием безымянной кости, и за отличие в сем деле награжден орденом св. Владимира 4 степени с бантом».
Много позже, в 30-х годах XIX века А. И. Дружинин по просьбе военного историка А. И. Михайловского-Данилевского написал воспоминания о тех событиях войны 1812г., непосредственным участником которых он являлся, и, в частности, об арьергардных боях, которые вела отступающая русская армия при мызе Головчине и Свольно. Особую ценность этим воспоминаниям придает то, что они помогают восстановить обстоятельства гибели одного из наиболее талантливых генералов русской армии Я. П. Кульнева, сраженного неприятельским ядром в ходе сражения при Клястицах.
Бок о бок с Дружининым сражался и его однополчанин вологодский дворянин подпоручик Виктор Иванович Сорохтин, также получивший под Полоцком ранение «в правую ногу выше колена пулею навылет», и вышедший в отставку в чине подполковника. Впоследствии он служил Кадниковским городничим и Великоустюгским полицмейстером.
От Бородина через всю Европу до Парижа с боями в составе лейб-гвардии Семеновского полка прошел крестьянин Вологодской губернии Василий Осипович Чучнев, поступивший на военную службу еще в 1807 г. За отличие, проявленное «при удержании неприятельского корпуса при дер. Кульме в Саксонии, где он был ранен в правое плечо пулею с повреждением кости», унтер-офицер Чучнев был награжден прусским железным крестом. Уже после войны Чучнев дослужился до офицерского звания и в 1826 г. был уволен в отставку в чине подпоручика, получив тем самым право на личное дворянство.
Участником заграничного похода русской армии был вологодский дворянин Макарий Дмитриевич Тугаринов. В «Битве народов» при Лейпциге он получил ранение в ногу и закончил войну в Париже. После выхода в отставку, перейдя на службу в гражданское ведомство, надворный советник Тугаринов занимал должность Вельского городничего.
Народный характер войны проявился и в оказании денежной и иной материальной помощи государству на военные нужны со стороны самых широких слоев населения. Дворянские собрания, купеческие общества, крестьянские общины «ополчающихся» губерний определяли размер обязательных отчислений на содержание ополчения со всех представителей своего сословия. Кроме того была открыта добровольная подписка «на приношения в пользу Отечества по мере сил и усердия каждого деньгами или вещами, общему ополчению пригодными, или и такими, кои легко будет обратить в деньги».
Собрание вологодского купечества, состявшееся 19 июля 1812 г., приняло решение о выделении «для потребных на ополчение надобностей» по одному проценту с рубля своих капиталов, а великоустюгские, устьсысольские и верховажские купцы предназначили на нужды армии полпроцента капиталов. Суммы пожертвований, сделанных вологжанами по добровольной подписке, варьируются в большинстве своем от 25 до 250 руб. у купцов и от 5 до 200 руб. у мещан и цеховых. Впрочем, вологодским купечеством делались и более значительные приношения. Так, после прошедшей в Нижнем Новгороде удачной Макарьевской ярмарки вологодские купцы 1 -й гильдии Иван Ягодников, Александр Сумкин и Иван Колесов к 500 руб., внесенным ранее каждым из них, добавили еще по 1000 рублей. Семья городского головы Василия Немирова пожертвовала на нужды ополчения 500 руб., столько же внесла и семья купцов Мартьяновых. Купец Андрей Леденцов с братьями подписались на420руб., а проживавшая в Петербурге вдова известного в купеческих кругах России того времени вологодского купца Ивана Абрамовича Лаптева Большого, который в числе первых был удостоен вновь учрежденного в 1800 г. звания коммерции советника, прислала 1000 руб. И это при том, что весь ее капитал к тому времени равнялся 8100 руб. Особое значение пожертвованию Анны Сергеевны Лаптевой придает то обстоятельство, что двое из трех ее сыновей еще до войны находились на армейской службе один офицером в Гродненском гусарском полку, другой унтер-офицером в Волынском уланском полку.
К числу же наиболее крупных можно отнести пожертвование, сделанное тотемским купцом Ильей Алексеевичем Холодиловым, который вызвался «обмундировать как летними, так и зимними мундирами и ружьями с выдачею провианта и жалованья на 6месяцев» добровольно записавшихся в ополчение 40 тотемских мещан. По ценам того времени на все это было потрачено около 5500 руб.
По имеющимся сведениям, вологжане за 1812-1814 гг. пожертвовали 24447 руб., жители Великого Устюга -10141 руб. а население Верховажского посада собрало 1325 руб.
Активное участие в сборе средств на защиту Отечества приняло вологодское духовенство. В соответствии с указом Святейшего Синода, приглашавшего духовенство к пожертвованиям, монашество, а также священноцерковнослужители и прихожане различных вологодских храмов передавали на военные нужды собственные средства, а также часть церковных доходов и золотые и серебряные вещи, «безупотребления лежащие». Занимавший в то время архиерейскую кафедру известный церковный деятель, историк, археограф и переводчик Евгений (Болховитинов), впоследствии митрополит Киевский и Галицкий, пожертвовал на нужды ополчения 500 руб., что составило половину его годового епископского жалованья. А священники всего лишь нескольких церквей Грязовецкого уезда собрали в августе 1812г. почти три тыс. рублей, причем часть этой суммы составили изделия из серебра. Кроме денег в списке пожертвований значатся «тульское егерское ружье в ореховой ложе и сабля».
Значительные расходы на поддержание обороноспособности страны понесли и вологодские дворяне. В 1812 г. они обязались внести на обмундирование формируемых в Ярославле полков 48500 руб., затем эта сумма была увеличена еще на 16600 руб. И это только обязательные отчисления, без учета добровольных приношений.
Общая сумма денежных пожертвований по Вологодской губернии оценивается по-разному. По сведениям министерства финансов России, в 1812-1816 гг. из Вологодской губернии в государственную казну на содержание армии и ополчения поступило 64261 руб. 56 коп., из них серебром 273 руб. 75 коп., золотом 60 руб. и 3 червонца; в слитках и вещах серебра 28 фунтов 78 золотников. Вместе с тем, на основании изучения архивных источников исследователи называют сумму в 85 000 руб.
Наряду с поставкой ратников и сбором средств на военные нужды население губерний, прилегающих к театру военных действий, обеспечивало и другие потребности русской армии. В частности, для снабжения войск продовольствием, фуражом и боеприпасами требовались тысячи подвод. Решать эту транспортную проблему также приходилось всем миром. Так, в июле 1812 г. по предписанию главнокомандующего в Санкт-Петербурге для перевозки «военных снарядов» население части уездов Олонецкой губернии, ближайших к Новгородской и Петербургской губерниям, должно было снарядить 3000 «добрых обывательских подвод» с возчиками, упряжью, месячным провиантом и фуражом и отправить их на дорогу, идущую от Новой Ладоги на Тихвин и далее. О положении тех, кто был командирован на эти «оборонные работы», говорится в донесении одного из находившихся при подводах чиновников. Присланные из Олонецкой губернии люди и лошади были найдены им «в самой крайности: люди без хлеба, а лошади без фуража». Между тем «каждодневный и почти беспрестанный разъезд и отвоз воинских команд» требовал максимального напряжения сил. Обещанной смены людям и денег на содержание лошадей не приходило, отчего «лошади пришли в самое крайнее изнеможение, да и люди не находят средств к пропитанию себя, отчего делают и возмущение. [...] И люди многие находятся больными, и из них два человека 14 сентября в Тихвине и померли, многие же в городе и по селам ходят по миру». В начале октября 1812г. 177 подвод с возчиками, набранными в Вытегорском уезде, из них 46- в г. Вытегре, также были отправлены на Ярославский тракт.
Осенью 1812 г. в Вологду и другие города губернии начинают прибывать французские военнопленные. Их привозили партиями по несколько сотен человек. Каждая партия пленных следовала на подводах, из расчета 12 человек на подводу, снабжалась кормовыми и прогонными деньгами. Инструкция, вручавшаяся начальникам конвойных команд, строжайше предписывала, чтобы «пленным нигде ни от кого никакого притеснения оказываемо не было, но чтобы и они вели себя смирно и послушно». В противном случае «за бесчинство одного ответствовать будет вся партия». На остановках по пути следования и в местах размещения пленные должны были устраиваться «в очищенных от жителей квартирах», им не позволялось иметь «никакого снесения» ни с местным населением, ни «с прочими в тех местах расположенными пленными, дабы сим избежать всякое болезни сообщение и распространение».
О том,что угроза возникновения эпидемических заболеваний воспринималась властями очень серьезно, свидетельствуют слова одного из частных приставов вологодской градской полиции, согласно которому, следуя «г. министра полиции предписанию, все те, которые закопаны были в землю умершие пленные, под надзором моим выниманы и предаваемы были сожжению, чем занимался по нескольку суток сряду». Случаи заболеваний среди военнопленных не были редкостью. В рапортах о прибытии из западных районов России в Вологду партий военнопленных имеются сведения об отставших по причине болезни. Заболевшие в дороге пленные оставлялись «в первом на пути городе в больницах на особое попечение местного начальства». Попадаются сообщения и об обмороженных, главным образом из-за нехватки теплой одежды. Вот фрагмент донесения вологодского полицмейстера губернатору об одном из таких случаев:
«Хотя и дана была военнопленным некоторым одежда, как то: шинели, мундиры, панталоны, рубашки, башмаки, сапоги — но оная вся ветхая и не годится к носке. Шапок же, рукавиц, чулков вовсе и давано не было. Означенные пленные терпят более крайности в рубашках, ибо оным дано было по одной, которые от неперемены все сгнили и на многих совсем нет...»
Следует отметить, что местные власти уделяли серьезное внимание обеспечению военнопленных соответствующим обмундированием. Так, прибывшие в Вологду в январе 1814г. пленные французы в составе 4 офицеров и 300 нижних чинов «по случаю нынешнего зимнего времени и имеющейся на них ветхой и к употреблению не годной одежды [были -Ю. С] снабжены новой одеждою, как то: 205 шинелями, 7 шапками, 14 панталонами, 220 полушубками, рубашками, рукавицами, чулками и сапогами на все количество рядовых». При этом вся выданная одежда бралась под строгий учет и вносилась в особые так называемые «арматурные» списки, а конвойной команде вменялось в обязанность наблюдать за тем, «чтобы ни один из пленных не смел сбывать каким бы то ни было образом одеяния, на них состоящего, в арматурном списке показанного».
Прибывавших в уездные города военнопленных предписывалось размещать в домах, «в которых бы могло помещаться по нескольку десятков человек», а местные полицейские чины должны были периодически уведомлять губернатора об их численности, звании, национальной принадлежности и характере поведения. Из имеющихся подобного рода отчетов следует, что военнопленные в большинстве своем «жительство имеют благополучное». О каких-либо инцидентах с местным населением там не сообщается, хотя конфликты между самими военнопленными иногда случались. Так в февральском за 1814 г. рапорте великоустюгский полицмейстер докладывал, что пленные французы «вели себя добропорядочно и ничего за ними примечено не было, кроме Муано и Пара, которые пьяные между собою подрались, и первый последнему подбил глаза». Несмотря на явное желание властей ограничить контакты населения с военнопленными, последним не возбранялось трудиться. Некоторые из них при условии перечисления в казну трети заработанных денег нанимались на работу местными жителями. Таким образом власти пытались хоть как-то компенсировать расходы на содержание военнопленных, забота о которых тяжелым бременем лежала на местных бюджетах. Приведенные сведения,свидетельствующие о стремлении создать достойные условия существования французских военнопленных,проявлении заботы о сохранении их жизни и здоровья, позволяют сделать вывод о гуманном отношении русских к поверженному врагу.
После оставления русскими Москвы в Вологду хлынул поток беженцев. Вологжане при этом не только предоставили им «безденежные» квартиры, но и снабжали «жизненными запасами и одеждою». По воспоминаниям современника, население городов и деревень губернии было объято тревогой за судьбу страны и отчаянием, особенно после известий о взятии противником столицы. Ежедневно в одной из наиболее почитаемых церквей города - Спасо-Обыденном Всеградском соборе - проходили молебствия об избавлении от врагов, при этом не только церковь, но и вся площадь перед ней были наполнены коленопреклоненными и рыдающими людьми.
Вологда стала одним из тех мест, куда из оставляемой русскими войсками Москвы эвакуировали все самое дорогое, что не должно было достаться врагу. Так, в соборной церкви Спасо-Прилуцкого монастыря в течение трех месяцев хранились «драгоценности, вывезенные из патриаршей ризницы, Сергиевой лавры, Чудова, Новоспасского, Знаменского, Угрешского, Покровского, Новодевичья, Воскресенского монастырей и некоторых московских соборов».
Заслуги вологжан в Отечественной войне 1812 г. были отмечены самыми разными знаками отличия, однако, пожалуй,наиболее массовой наградой того времени стала медаль в память войны 1812 г. Серебряной медалью на Андреевской ленте были награждены все участники боевых действий. Ее бронзовый аналог на Владимирской ленте предназначался «для отличия русского благородного дворянства - отцов или старейшин семейств». В марте 1816г. вологодским губернатором было получено для этих целей 1000 бронзовых медалей. Такая же медаль, но уже на Аннинской ленте жаловалась и именитому купечеству. Награждению подлежали только те представители торгового сословия, которые «внесли пожертвования на военные надобности не менее 10-й части присвоенного капитала той гильдии, в которой они состоят, или кто, приняв в свой дом раненых офицеров или солдат, доставлял им особенный присмотр, пищу и все нужное от своей собственности» Отвечавших этим требованиям вологодских купцов было немало, но по небрежности губернского чиновничества в списках представленных к награждению не были указаны суммы сделанных ими денежных пожертвований, за исключением размера благотворительного взноса тотемского купца И. Холодилова. Поэтому только он, единственный из купечества губернии, и был удостоен Правительствующим Сенатом бронзовой медали.
«Храбрые войска наши везде поражали и низлагали врага. Знаменитое дворянство не пощадило ничего к умножению государственных сил. Почтенное купечество ознаменовало себя всякого рода пожертвованиями. Верный народ, мещанство и крестьяне показали такие опыты верности и любви к Отечеству, какие одному только русскому народу свойственны. Они, вступая охотно и добровольно в ополчения, в самом скором времени собранные, явили в себе мужество и крепость приученных к браням воинов. Твердая грудь их и смелая рука с такою же неустрашимостию расторгала полки неприятелей, с какой за несколько пред тем недель раздирала плугом поля», -так оценил усилия народа по защите своей земли император Александр I в своем манифесте от 3 ноября 1812г.
Активное участие в движении широких народных масс, направленном на защиту своей родины от внешнего агрессора, приняли и вологжане, явившие своим потомкам пример высокого и самоотверженного служения Отечеству в тылу и на поле брани.
2 - Вершок - 4.45 см.
