Архипастыри первого синодального столетия (продолжение)
Обстановка изменилась лишь с началом царствования Елизаветы Петровны (1741—1761). “Освобождение от кошмара бироновщины... ни одним сектором государственной машины не переливалось с таким торжеством и энтузиазмом, как православным духовенством”, — писал один из историков Церкви.
Архангельск. Заметной фигурой елизаветинского царствования на Европейском Севере был архангельский архиепископ Варсонофий (1740—1759). Став монахом Соловецкого монастыря еще 20-летним юношей, он был отобран в любимое детище Петра—Александро-Невский монастырь, в качестве корабельного священника участвовал в первых военно-морских кампаниях русского флота. В 1720-м он возвратился на Соловки, но уже в качестве их настоятеля. Два десятилетия архимандрит Варсонофий управлял Соловецким монастырем. В 1739 году он стал членом Синода, а в июле 1740 года по рекомендации всесильного Остермана и епископа Вологодского Амвросия был возведен в сан архиепископа Архангелогородского и Холмогорского.
Варсонофий перенес архиерейскую резиденцию в Архангельск*. После известного ослабления авторитета архиереев в предыдущие годы Варсонофий посчитал необходимым прежде всего утвердить жесткую дисциплину среди духовенства, а также твердо добиваться почтительного отношения к архиерейскому сану от кого бы то ни было, в том числе и от светских чиновников. Наказания на провинившихся сыпались направо и налево, так что Синод вынужден был адресовать Архангельскому преосвященному совет “с подчиненными своими поступать без всякого гнева, духом кротости”.
Полагая, что для такой бедной кафедры, каковой он полагал Архангельскую, не следует иметь большой школы-семинарии, Варсонофий повел дело к сворачиванию ее деятельности, считая усиленное многолетнее занятие латынью пустой тратой времени. Вместо этого он предпринял попытку создать в епархии несколько центров обучения кандидатов в священники — в Холмогорах, на Соловках, в Емце, Кевроле, Лампоженской слободке на Пинеге, в Пустозерске, Шенкурске и Верховажье. Труд обучения и подготовки кадров предполагал возложить на местных наиболее подготовленных священников. В целом такой проект был в известном смысле приближением обучения к практическим нуждам пастырей, хотя и грозил снижением сравнительно неплохой общегуманитарной подготовки священнослужителей, утвердившейся в семинариях. Проект остался лишь на бумаге — ломать семинарское обучение Варсонофию никто не позволил. Но его шаги были первыми попытками прорыва из царства латинской учености и схоластики.
После смерти Варсонофия наступил двухлетний период межархиерейства, завершившийся назначением епископа Иоасафа (Лясинского, 1761—1769). Ему, как всем его собратьям-архипастырям, пришлось определять судьбу монастырей в ходе секуляризации. Иоасафу из 24 мужских и 2 женских монастырей удалось сохранить 10. В одном из упраздненных—Спасо-Прилуцком— он разместил семинарию.
После него некоторое время возглавляли епархию епископы Антоний (Забелин, 1770—1773) и Арсений (Верещагин, 1773—1775).
В 1775 году в Архангельск прибыл епископ Вениамин (Румовский-Краснопевков), которому суждено было пробыть здесь около 23 лет — до 1798 года. Он одним из первых стал совершать регулярные “обозрения” епархии, посещая десятки приходов, лично вникая в нужды и проблемы клира и прохожая. Епископ Вениамин был большим любителем старины, занимался коллекционированием древних летописей и манускриптов. Он предписал всем монастырям и церквам заводить специальные памятные книги и заносить в них все значительное и достойное памяти. Это было, по сути, первое начинание по развертыванию церковно-краеведческих изысканий вширь, в расчете на поддержку и понимание приходского духовенства.
Вологда. Почти одновременно с Варсонофием вступил на вологодскую кафедру епископ Пимен (Савелов). Он также прошел через военную службу, дослужился до капитанского чина. В Вологду он приехал в 1740 году 60-летним старцем и отличался набожностью, любовью к церковным службам, которые продолжались при нем по многу часов. Был строгим постником, уделял большое внимание содержанию богаделен. При нем в епархии воцарилась обстановка спокойствия и стабильности. Скончался Пимен в 1753 году. После него епархию возглавлял епископ Серапион (Лятушевич) — с 1753 по 1761 год.
Во второй половине XVIII века за 35 лет в Вологде сменилось лишь два епископа: Иосиф II (Золотой), правивший с 1761 по 1774 год и Ириней (Братанович), бывший архиереем с 1775 по 1796 год. Иосифу пришлось проводить секуляризационную реформу 1764 года. Он попытался сделать все возможное, чтобы выйти из нее с наименьшими потерями для Церкви. При закрытии монастырей он добивался, чтобы сохранявшаяся сеть православных обителей по возможности продолжала бы равномерно охватывать территорию епархии. Так, если в Кадниковском уезде — обширнейшем по площади — оставалось лишь два штатных монастыря, то Иосиф настоял, чтоб здесь сохранилось еще и 3 заштатных. А в Грязовецком же уезде, где оставалось 3 штатных, но уезд был в два раза меньше, заштатных было решено не оставлять. Важно и то, что в епархий остались наиболее старые и популярные монастыри, ставшие местом массовых паломничеств.
Епископ Ириней, установивший своего рода рекорд по продолжительности пребывания на вологодской кафедре, имел немалый авторитет в местном обществе, и к его мнению прислушивался известный администратор екатерининского времени — Ярославский и Вологодский генерал-губернатор А. П. Мельгунов.
Великий Устюг. Под стать архангельскому Варсонофию был и Устюжский епископ Гавриил (1738—1748), деятельность которого отличается от всех его предшественников энергией, широтой и целеустремленностью. В Устюг он приехал с немалым церковно-административным опытом — 4 года был архиереем в Суздале, столько же — в Казани. Почему его в последние годы бироновщины перевели в далекий Устюг со столь престижных кафедр — сказать трудно. Однако ясно, что приехал он сюда не с упавшим настроением и оставил яркий след в церковной жизни Устюжского края.
Много внимания Гавриил обращал на церковное благочиние: обновил ризницу в соборе, приобрел колокол в 300 пудов, заказал в Москве точную копию образа Благовещения пресвятой Богородицы, “из которого текло миро во времена святаго и праведнаго Прокопия, устюжскаго чудотворца”, и перенес его в Устюжский собор в 1747 году. Образу покровителя города была устроена трогательная и торжественная встреча, запомнившаяся нескольким поколениям горожан.
Гавриил вникал и в проблемы приходской жизни. Он решительно поддержал практику выбора священников в Коми крае, из местных черносошных крестьян, знающих два языка, несмотря на то, что рукоположение лиц податных сословий строго запрещалось тогдашним законодательством.
Он продолжал противоборство с консисторским кланом Усовых-Фирсовых, буквально организовав против них многочисленные жалобы и обвинения.
Таким же деятельным был и его преемник епископ Варлаам (Скамницкий, 1748—1761). Суровыми и крутыми мерами он восстановил единовластие в епархии. По отношению к рядовым священникам вел себя как барин, переняв многое из крепостнического духа той России.
Екатерининское время в Устюжской епархии началось с правления епископа Феодосия (Голосницкого) в 1761 —1766 гг. Накануне секуляризации этот архиерей допустил пострижение в монашество значительного количества монастырских крестьян-половников. Возможно, это была попытка создать условия для сохранения как можно большего количества обителей в предстоящей секуляризации.
После него несколько месяцев в 1766 году управлял епархией епископ Пахомий (Симанский), а в 1767 году на кафедру заступил последний епископ самостоятельной Устюжской епархии Иоанн (Никитин), занимавший ее почти 20 лет.
Пройдя через болезненную адаптацию к жесткому государственному контролю времен Петра I и десятилетие бироновщины, когда в архипастыре желали видеть лишь слугу царя земного, православные епископы середины и второй половины XVIII века осуществляли свое служение в условиях относительной стабильности и самостоятельности действий. Но все же предыдущие десятилетия не прошли бесследно — в известном смысле перевоспитание епископата состоялось. Архиереи свыклись с синодальным управлением, научились подчеркнуто-щепетильно относиться к исполнению публичных политических акций, без видимого противодействия перенесли секуляризацию.
Кстати сказать, — последняя внесла существенное изменение и в положение епископов. Дело в том, что прежде каждый архиерей, вступая в управление епархией, одновременно становился и обладателем архиерейской вотчины: земельного владения с крестьянами. На доходы от архиерейской вотчины содержался архиерейский дом, его штат и сам преосвященный владыка. Помимо этого, архиереи собирали окладные и неокладные деньги с духовенства епархий. Со времен Петра государство наложило контроль на доходы архиерейских вотчин, часть доходов перераспределялась в казну, но архиерейские владения все же сохранялись. После секуляризации, лишенные прежних вотчин, епископы полностью переводились на государственное содержание. Совершался еще один шаг по приданию православному архипастырю статуса высокопоставленного государственного чиновника.
Не все епископы выдерживали испытание властью и порой впадали в соблазн — уподоблялись бюрократически-чиновничьей и дворянской элите: перенимали свойственные ей манеры и образ жизни, стиль обращения с подчиненными. Граничили с самодурством и чванством некоторые дела и слова Варсонофия Архангельского и Варлаама Устюжского. Именно о правлении таких архиереев писал дореволюционный историк — при них уповали на власть личности, а не на закон. И все же этот стиль не получил на Севере большого распространения— отсутствие здесь крепостнических традиций, сети дворянских гнезд, преобладание государственного крестьянства гасили эту тенденцию.
