От 1649 к 1764: тяготы государственной опеки
Возрождение российской государственности после длительных и тягостных времен Смуты завершилось в 1649 году принятием знаменитого Соборного Уложения — нового кодекса феодального права России. Уложение закрепляло принцип монополий государственной власти над всей территорией.
Уже тогда с новой силой проявилось стремление государства поставить под свой контроль и монастырские владения. Монастыри стали систематически подключаться к финансовому и материальному обеспечению различных государственных программ (содержание первых отрядов регулярной армии, укрепление южных и западных границ государства и т. п.). Правительство запретило (хотя это по обычаю повсеместно нарушалось) все способы и пути дальнейшего расширения монастырского землевладения и некоторые формы торговой и предпринимательской деятельности. На правах верховного собственника светская власть стала проводить описи имуществ.
Петр I еще более усилил эту линию. В самом начале Северной войны (1700 г.) он одним росчерком пера взял под полный контроль управление монастырскими и архиерейскими вотчинами. Монашеские корпорации уподобились “арендаторам” своих же владений. И хотя такое положение для большинства монастырей оказалось временным, и скоро началась обратная отдача имений старым владельцам, указанные меры, по меткому определению А. В. Карташева, были началом перевоспитания церковных владельцев: “они стали сознавать земельные имущества не как свою исключительную собственность, а как владение, по праву подлежащее контролю и эксплуатации государства”. Условность владения ослабила внимание к хозяйственной деятельности — в монастырских вотчинах стали намечаться признаки запустения. Почувствовав непрочность положения своих владельцев, начали волноваться монастырские крестьяне — писать челобития об освобождении, саботировать распоряжения монастырских властей, рубить монастырские леса, ловить рыбу в монастырских прудах и пр. В 1757 году Елизавета Петровна ввела офицерское управление монастырскими вотчинами.
Однако на судьбы монашеских корпораций не менее сильное воздействие оказала вторая сторона церковной реформы Петра I — насильственная перестройка всего внутрицерковного управления, в том числе и государственно-юридическое вмешательство в жизнь православного монастыря.
Отныне государство регулировало кoго и как постригать в монашество. Были установлены ограничения: а) возрастные — принимать в монахи не моложе 30 лет; б) сословные — не постригать воинов, крестьян и приказных людей без отпускных писем; в) гражданские — “не принимать мужа, жену живую имеющего.., не постригать должника и от суда бегущаго”. А вскоре утвердился следующий принцип: “...В монашество никого не постригать, кроме вдовых священнослужителей и отставных солдат; последних постригать с разрешения Синода и архиереев”. Так перекрывались традиционные каналы пополнения монашеских корпораций. Для северных монастырей, традиционно пополнявших свои ряды ищущими монашества крестьянами, эти меры стали особенно разрушительными.
Многие монастыри и пустыни приходили в запустение. По данным начала 1740-х годов, в Вологодской епархии насчитывалось 44 монастыря и пустыни, в Устюжской—29, в Архангельской—24, в Новгородской (той части, которую мы относим к региону европейского Севера) — 14. Таким образом, число монастырей сократилось до сотни.
Во многих когда-то людных обителях количество братии стало минимальным: Спасо-Каменный—9 человек, Ферапонтов—16, Павло-Обнорский—18, Соловецкий—55, Михайло-Архангельский в Устюге—24, Троице-Гледенский—11, Усть-Вымская пустынь—4 и т. д. Накануне секуляризации, в 1762 году, в среднем на 1 монастырь приходилось в Вологодской епархии— 5 монашествующих, в Архангельской—4, в Устюжской —4. В большинстве монастырей значилось от 3-х до 10 монахов. Это означало, что средняя населенность монастырей северно-русских епархий стала в 2—2,5 раза ниже, чем по монастырям Русской православной церкви в целом.
Не получая притока свежих сил, братия катастрофически старела—так, в 1732 году в Павло-Обнорском монастыре половина монахов перешагнула 60-летний возраст, в Николаевско-Озерском из 12 рядовых монахов шестеро были старше 80 лет.
Перед епископами Севера со всей остротой встала проблема заполнения пустующих монашеских рядов.
Несмотря на строгие запреты, отдельные епископы фактически санкционировали два полулегальных пути: позволяли монастырским властям постригать пожилых крестьян собственной вотчины, а также санкционировали пострижение государственных и помещичьих крестьян по паспортам и отпускным письмам. Последний путь мог грозить епархиальному начальству крупными неприятностями. Так, в Холмогорской епархии за 1723—1735 гг. было пострижено “по подложным паспортам” 92 человека, в т. ч. в Соловецкий монастырь —34, в Сийский—13, Николо-Корельский—9, Севтренский—5 и т. д. Проведенная проверка установила, что лишь 12 человек имели “законные основания” вступить в монашество. Остальные были “расстрижены” и “высланы на прежние жилища”.
На фоне резко убывающей братии вырос удельный вес священномонахов, которые, как правило, происходили теперь из овдовевшего белого духовенства. А это означало, что все больше атмосферу монастырей определяли люди, прожившие большую часть жизни в миру, не готовившие себя к монашескому служению.
Убывающая братия передавала отдельные участки монастырской жизни бельцам — они стали занимать влиятельные должности. Возникала несвойственная целям и задачам монастыря ситуация: с одной стороны — стареющее и немногочисленное монашество, часто меняющиеся настоятели, с другой — работоспособные и энергичные бельцы, фактически ведущие его хозяйство.
В заключение укажем, что в управление монастырями все более проникали бюрократические начала. Настоятели переводились из монастыря в монастырь с небывалой прежде частотой. Нередко на эту должность назначались вдовые священники сразу же после пострижения в монахи. Широкое распространение получила практика перемещения монахов из монастыря в монастырь. Терялись и обесценивались веками фомировавшиеся традиции, исчезала индивидуальность и неповторимость отдельных монашеских братств. Не удивительно, что на глазах одного—двух поколений происходило ослабление былого духовного воздействия монастырей Севера на окружающее общество.
