Волны монастырского учредительства: вторая половина XV—XVII вв.
Монастырское учредительство заметно активизировалось в последние десятилетия XIV века. Вскоре на глазах одного—двух поколений людей их количество на Севере утроилось. Монастыри были основаны во всех важнейших зонах края.
Московский церковный центр в лице митрополита Алексия (умер в 1378 г.) и его преемников, при активной поддержке энергичного и влиятельного игумена Сергия Радонежского создали большую часть второго поколения северных монастырей. Сначала их учреждали собеседники, ученики или постриженники Сергия — Кирилл и Ферапонт Белозерские, Афанасий и Феодосии Череповецкие, Димитрий Прилуцкий, Сергий Hypомский, Павел Комельский. Затем пришло время учеников Сергиевых учеников—Александра Ошевена, Корнилия Комельского, Мартиниана Белоозерского и др. В итоге возникает еще несколько районов довольно плотного размещения монастырей: Белоозеро—Кириллов и Ферапонтов монастыри, Кубеноозерье—Дионисиев Глушицкий, Александров Куштский; Вологодская округа — Спасо-Прилуцкий, Павлов Обнорский, Нуромский, Пельшемский; Каргополье—Челмогорский, Александров Ошевенский и др.
Свою сеть православных обителей создает и Новгородская архиепископия — монастыри на Онеге (Муромский) и Ладоге (Кеновецкий), в нижнем Подвинье (Михайло-Архангельский и Николо-Корельский) и на далеком Кольском полуострове.
К 1429 году относится и начало истории Соловецкого монастыря в Белом, море. Один из его основателей—Зосим а, уроженец новгородских земель—получил согласие на создание далекого северного монастыря у новгородского архиепископа Ионы. В XV веке новгородским боярином Своеземцевым основаны монастыри на Ваге. Учредил первые монастыри-пустыни в Коми крае Стефан Пермский: Спасскую, Ульяновскую, Стефановскую, Архангельскую, Усть-Вымскую, Яренскую Архангельскую.
В исторической литературе нередко можно встретить утверждение о том, что московские митрополиты в этот период выполняли политические заказы своих князей, а новгородские архиепископы—своих бояр. А потому в устроении монастырей XIV—XV веков усматриваются прежде всего политические мотивы, а также противоборство двух кафедр в деле распределения “сфер влияния” на Севере.
Разумеется, есть основания видеть в монастырях союзников определенных политических центров. Справедливо и то, что в крае, почти не охваченном государственностью, они своими, только им присущими средствами готовили местное население к принятию власти как основы основ общественного устройства.
Однако все было намного сложней. У Церкви, как известно, есть свои, отдельные задачи, не связанные напрямую с политическими пристрастиями той или иной эпохи. К тому же в условиях феодальной раздробленности она — в силу канонических и догматических принципов — оставалась в конечном счете единой организацией. Относительная автономия и самостоятельность Новгородской кафедры не отрывала ее от единого организма Поместной церкви. А потому и создание монастырей в различных местах Севера, благословляемых разными церковными центрами, означало саморазвитие и дальнейшее утверждение здесь единой Православной церкви.
Важной стороной этого этапа является обрастание монашеских обителей хозяйством, землей, промысловыми угодьями. Став сильней экономически, получив основательную поддержку государственной власти, монастыри XIV—XV веков получили большие возможности для углубления христианизации. Под их непосредственным влиянием нормы христианства начинали входить в повседневную жизнь земледельцев, в быт, в семейный уклад и традиции. Именно в этот период монастыри дали импульс к повсеместному созданию приходских церквей.
Со второй половины XV века монастырское учредительство все меньше связывается с какими-либо политическими устремлениями. Являя собой результат собственного развития Церкви, сеть северных монастырей достигает наивысшей плотности в истории края. Постриженники и воспитанники ранее основанных обителей обустраивают все новые и новые монастыри и пустыни в Приладожье и Обонежье (Александро-Свирский, Клименецкий), в Вологодских землях (Корнилиево-Комельский, Арсениево-Комельский), в Белозерье (Кирилло-Новоозерский). Создаются новые монастыри и там, где до той поры их насчитывались единицы: в нижнем Подвинье (Антониев-Сийский) и Поонежье (Кожеозерская пустынь), в Вычегодских (Симоно-Сойгинская) и Тотемских (Спасо-Суморин, Маркушевский) землях, на далеком Севере (Троице-Печенгский, Троице-Кольский).
История христианства на крайнем Севере неразрывно связана с именем Трифона Печенгского (1495—1583). 60 лет жизни отдал он, поповский сын из г. Торжка Новгородского края, миссионерству и устроению христианства на Кольском полуострове. Совсем юным, носившим еще свое мирское имя — Митрофан —он попал сюда, пройдя пути-дороги, по которым веками пробирались новгородцы в поисках пушнины, рыбы и морского зверя. Его энергия и воля поразительны: торгует, лично объезжает почти весь полуостров, наблюдает жизнь и обычаи лопарей, основательно изучает их язык, и при этом неустанно проповедует Евангелие.
В конце 1520-х годов Митрофан предпринимает далекий и трудный путь в Новгород — испрашивает у архиепископа Макария благословенную грамоту на строительство храма, находит и нанимает артель плотников, возвращается, строит церковь на Печенге, лично носит на плечах тяжелые бревна за несколько верст. Находит в 150 верстах — в Коле — иеромонаха Илию, который освящает храм во имя Живоначальной Троицы и постригает самого Митрофана в монашество с именем Трифон.
Создание храма, казалось бы, венчало его труды. Но неутомимый Трифон ставит новую цель — объединить вокруг храма монашеское братство, основать первую здесь православную обитель. Среди ее насельников обещало быть немалое число местных жителей—лопарей, что стало зримым результатом его миссионерских трудов. Трифон совершает путешествие в Москву, встречается с царем Иваном Грозным, получает охранные грамоты и немалую материальную поддержку. К 1560-м годам Печенгский монастырь стал крупнейшим хозяйственным и культурным центром округи. Один из голландских купцов, регулярно бывавших тогда в этих краях, отмечает, что монастырь превратился в пристанище для торговых людей из Холмогор и Каргополя, Голландии и Дании. В 1572 году в нем было около 50 иноков и 200 бельцов. Монахи занимались морским промыслом и торговлей, скотоводством и оленеводством. Иван Грозный дал монастырю жалованные грамоты на земельные владения и соляные варницы, поручил собирать государственную дань и оброк с ряда лопских погостов. Часть этих средств использовалась для строительства новых храмов за пределами монастыря. Обитель Трифона, таким образом, по-своему содействовала включению Кольской земли в орбиту российской государственности, а ее культуры — в зону православного христианства.
По бытовавшей тогда традиции сам Трифон, будучи основателем монастыря, уклонился от управления им, отказался от настоятельской должности. Власти административной он предпочел авторитет духовный. В делах и трудах Трифон не щадил ни себя, ни братию— “лучше повесить камень на шею, нежели соблазнять братию праздностью”. Он до последних лет жизни продолжал совершать миссионерские поездки по Северу.
К сожалению, через 7 лет после смерти Трифона его обитель была разорена шведскими войсками во время нашествия в 1590 году. Погибло 116 иноков и послушников. На месте разрушенного монастыря был поставлен храм во имя преподобного Трифона.
В целом с конца XV и по XVII век на Севере было основано около 180 монастырей и пустынь. Принимая во внимание, что некоторые из них существовали непродолжительное время (горели, закрывались, разорялись с потерей покровителей и т. п.), можно считать, что к исходу XVII века на Севере было около 170— 180 монастырей и пустынь—примерно каждый 7-й монастырь Русской православной церкви. Они составили довольно разветвленную сеть, охватившую важнейшие хозяйственные зоны Севера, водные и сухопутные коммуникаций, административные центры.
Среди них — хоть и с большой долей условности —можно выделить монастыри различных типов.
